Думалось почему-то с необычайным трудом, каждый вдох отдавался болью в груди, а движение – колотьем в мышцах. Словно впихивал в себя не воздух, а что-то колючее, ядовитое.
– Лоари тэ миноа, – сказал беловолосый и принялся снимать мешок. – Се хари та омнаси хоба…
– Понять бы, чего ты говоришь, – пробормотал Рендалл, поднимаясь на ноги и убирая меч в ножны.
Рыжий глянул на него с укором, после чего уселся и принялся умываться.
Чужак развязал мешок, вытащил из него просторную рубаху из белого полотна с вышивкой у ворота. За ней на свет появились залатанные, но совершенно чистые штаны.
– Это мне? – спросил Олен.
Беловолосый вряд ли понял слова, но верно угадал интонацию. Он кивнул, сверкнула белозубая улыбка. Настоящим потоком хлынули незнакомые, чудно звучащие слова, и одежда оказалась всунутой Рендаллу в руки. Тот немного помялся и принялся одеваться.
Штаны были длинноваты, он их заправил в сапоги, рубаху подпоясал ремнем, на котором висели ножны с мечом.
– Вот так-то лучше, – сказал Олен, оглядывая себя. – Хотелось бы еще понять, куда я попал.
Насколько помнил, внутрь Дома Ничтожества вошел в последний день холодня, в разгар зимы. А очутился где-то посреди бесплодной, бесснежной степи. Такие в Алионе имелись, севернее Огненных гор или восточнее Терсалима, но и в той и в другой обитали орки. А на орка круглолицый чужак походил мало. Немного напоминал эльфа, человека или какую-то странную их помесь…
Но где же все-таки он оказался?
Есть еще тундра к северу от Великого леса, но там сейчас царят свирепые морозы…
Или Олена забросило далеко на восток, в Вольные степи, где вовсе живет неведомо кто?
Но что тогда случилось с солнцем и небом и почему воздух кажется ядовитым?
Или это последствия того, что случилось в подземельях Дома Ничтожества, где Рендалл соприкоснулся с силой Внешней Тьмы?
– Юрьян, – сказал тем временем беловолосый, заставив Олена отвлечься от суматошных мыслей.
– Что? – спросил тот.
– Юрьян, – повторил чужак и длинной рукой ткнул себя в грудь.
– Ага. Это тебя так зовут? – Уроженец Заячьего Скока дернул себя за мочку уха. – Олен… Олен Рендалл.
– Олен Рендалл, – повторил чужак и рассмеялся, после чего заговорил вновь, отчаянно жестикулируя и указывая, судя по положению солнца, на юг.
– Э… что? – Олен нахмурился, пытаясь понять, что от него хотят. – Мы должны идти туда? Иначе будет плохо?
Догадка, похоже, оказалась верной. Юрьян вытащил из мешка кусок чего-то белого и твердого, оказавшегося высохшим сыром. Сунул Олену в руки, вручил фляжку и пошел на юг, поманив Рендалла за собой.
Тот глянул на оцилана:
– Нам предлагают поесть на ходу. Ну что, Рыжий, пойдем? Вряд ли человек, спасший мне жизнь, захочет завести нас в ловушку…
– Мяу, – согласился кот, оторвал мохнатую задницу от земли и неспешно потрусил за беловолосым.
Они оставили позади выжженное пятно, продрались через заросли кустарника. Олен управился с сыром, вернул ополовиненную флягу хозяину.
Шли быстро, причем Юрьян время от времени оглядывался, и во взгляде его легко читалась тревога. Чего-то боялся беловолосый, погони или еще какой-нибудь опасности, что могла прийти с севера.
Но пока ничего страшного видно не было.
Миновали небольшое круглое озеро, на берегу которого росли огромные красные цветы, похожие на лилии. В воздух поднялась стая уток, и Олен остро пожалел, что у него нет с собой лука. Зашелестела под ногами необычайно высокая, сладко пахнущая трава, закачались, рассыпая семена, пушистые метелки.
Летали бабочки, удивительно большие, с ладонь, черно-оранжевые, на склонах холмов шуршали какие-то зверьки, похожие на крыс. Услышав путников, прятались, но сквозь заросли сверкали любопытные черные глаза, слышалось оживленное тонкое попискивание.
Рыжий поглядывал в их сторону, но отправляться на охоту не торопился.
Двигаться Олену было по-прежнему нелегко, каждый шаг давался с трудом, точно топал не по ровному, а лез в гору. А вот воздух перестал колоть гортань, из груди исчезла тяжесть.
Ближе к вечеру на южном горизонте стала видна гряда холмов, одинаково голых, с крутыми склонами.
– Или мне это только кажется, или они похожи на те, что были на Теносе? – проговорил Рендалл, вспоминая заросший джунглями остров и чудовищные древние храмы, спавшие под землей долгие века. – Неужели и тут побывали уттарны?
– Уттарны? – переспросил Юрьян, замахал руками и обрушил на спутника настоящий поток слов.
Олен вздрогнул, когда уловил несколько знакомых. Вслушался, с облегчением понял, что речь беловолосого по-прежнему представляет собой набор бессмысленных звуков. Решил, что показалось.
С усталости да после соприкосновения с Тьмой и не такое померещится…
Прошли еще несколько миль, а когда солнце наполовину спряталось за горизонт и начало темнеть, Юрьян остановился на берегу небольшого ручья. Постоял, осматриваясь, и принялся снимать с плеч мешок.
– Что, встаем здесь? – поинтересовался Рендалл, ощущая, что ноги от усталости гудят, а глаза закрываются сами.
Беловолосый кивнул и показал вниз по течению, где виднелась роща до странности низкорослых берез и каких-то незнакомых деревьев, маленьких, корявых, с коричневыми морщинистыми стволами.
Намек выглядел более чем понятным – надо собрать хворосту.
Олен вздохнул и отправился к роще. Когда вернулся с охапкой веток, небольшой костерок вовсю дымил, на нем стоял закопченный котелок, а Юрьян деловито копался в мешке.
При виде этой картины вспомнился Гундихар с его безразмерным заплечником. От него мысли перешли к Бенешу и Саттии – где они сейчас? Уцелели ли после разрушения Дома Ничтожества? От нахлынувшей тоски сжалось сердце, до боли захотелось вернуться обратно на Тенос…
– Халгидаро, – сказал Юрьян с улыбкой. – Сейчас поедим. Охлаторо се иваи…
– Что? – только и спросил Рендалл, гадая, померещились ему знакомые слова или беловолосый и вправду знает наречие людей.
На круглом лице его спутника отразилось недоумение, он на миг замер, а потом затараторил, как рассерженная сорока.
– Ладно-ладно, – сказал Олен. – Проехали. У меня, видимо, что-то с ушами. Понять бы еще – что.
Он невесело улыбнулся. Юрьян замолчал и вновь занялся мешком. Вынул из него мешочек с какой-то крупой. Она зашуршала, ссыпаясь в котелок, заплескала в нем вода. Затем на свет появились длинные и тонкие полоски вяленого мяса, необычайно черного, словно его изваляли в угольной пыли.
Олен потянул к нему руку, но был мягко остановлен.
– Парто, – покачал головой беловолосый и вытащил из мешка вырезанную из темного дерева статуэтку высотой в локоть.