Филипп Август - читать онлайн книгу. Автор: Жерар Сивери cтр.№ 23

Слуги короля кинулись делить его одежды, а также находившиеся при нем драгоценности и деньги. По словам Вильгельма Маршала, на короле оставили только его рубашку и брэ. Тогда Вильгельм накрыл тело усопшего своим плащом и поискал деньги, чтобы, согласно обычаю, раздать их нищим, но, не найдя ничего, отослал просителей милостыни с пустыми руками. Затем прибыл Ричард Львиное Сердце. Невозмутимый, он не выказал ни радости, ни скорби, даровал прощение Вильгельму Маршалу, а на другой день, 7 июля, велел погрести своего отца в монастырском аббатстве Фонтевро ^[96].

Смерть Генриха II, таким образом, поставила под вопрос триумф короля Франции. Хотя договор, заключенный в Азе-ле-Ридо, разделил владения английского короля, его смерть вновь объединила их вместе, на этот раз к выгоде Ричарда. Застигнутый врасплох, король Филипп не мог тут же отречься от своих обещаний и оспорить наследство своего союзника, который, в силу принятых на себя обязательств, предал своего отца и помог королю Франции одержать победу.

Уже 20 июля 1189 года Ричард заставил признать себя герцогом Нормандским. И снова король Филипп принял некоторые меры предосторожности. Двадцать второго июля 1189 года он наделил Ричарда фьефами, которые тот держал от короны, принял у него оммаж и заново утвердил с ним договор от 4 июля 1189 года, за явным исключением лишь тех статей, которые касались взаимоотношений между Генрихом II и его сыном ^[97]. Четвертого сентября того же года новый герцог Нормандский короновался в короли Англии. Он даровал прощение всем, кто оставался верен его отцу, кроме канцлера Этьена де Марсэ, который использовал свою должность для беззастенчивого личного обогащения. Ричард также постарался умерить гнев своего брата Иоанна, наделив его несколькими английскими графствами.

Мог ли король Франции укорять себя за то, что он невольно способствовал успеху Ричарда Львиное Сердце, подобно тому, как он уже прежде действовал в пользу линьяжа своего тестя, Бодуэна де Эно? В этом случае, как и предыдущем, у него было несколько оправданий. Смерть Генриха II застала его врасплох, в самый разгар его политических маневров и интриг. Она разрушила его первоначальный замысел по дроблению континентальных владений короля Англии как раз тогда, когда он уже почти достиг своей цели.

И в первом, и во втором случае он очень быстро осознал новые опасности, которые возникли для него на горизонте, а также серьезные преимущества, которые он обеспечил своим временным союзникам. Предварительно встретившись с императором, он присоединил к своему домену город Турне — превосходный наблюдательный пункт, расположенный на реке Шельде, рядом с великим княжеством, формирующимся на севере. В случае с Ричардом он действовал иначе. Чтобы отнять у него средства для консолидации наследственных владений, он напомнил ему о необходимости как можно скорее выполнить свое обязательство, письменно заверенное в октябре 1189 года, а именно: отправиться за море на войну с неверными ^[98].

Таким образом, Филипп II постарался срочно исправить свои промахи, которые в первом случае могли выглядеть как ошибки молодости, а во втором — как следствие случайных, непредвиденных событий, нарушивших очень серьезно продуманные планы и породивших не менее серьезные проблемы. Филипп, не увиливая, решил смело встретить новую преграду, возникшую перед ним, и соответствовать, таким образом, одному из самых главных критериев властного правителя. Однако принятые им меры не принесли решительного успеха.

***

Мог ли Филипп выйти из этого дела с меньшими потерями? До конца своих дней он не забудет тяжелых уроков и опытов, через которые ему пришлось пройти в ранние годы его самостоятельного правления. Отныне Филипп II будет стараться как можно лучше предвидеть отдаленные последствия своих инициатив. По мере продвижения вперед он станет королем осмотрительным, до крайности расчетливым, способным предугадывать в долгосрочной перспективе длинную цепь событий, которую могло породить то или иное его решение. Он станет действовать так, как если бы не желал передать по наследству своим преемникам сложную и трудную ситуацию, которую он сам же невольно и создал в бассейне реки Шельды. А пока что, после партии, сыгранной вничью с Плантагенетами, он очень быстро возобновил свои действия против них и не стал использовать крестовый поход как предлог для слишком долгого промедления.

Крестовый поход, который в те времена называли «путешествие за море», был актом глубокой веры. Забвение этого очевидного обстоятельства не позволило бы правильно понять смысл столь экстраординарного предприятия, неоднократно повторявшегося в XII и XIII столетиях. Это путешествие, которое до конца XI века было лишь паломничеством, теперь все чаще принимало характер военной экспедиции с целью оказания помощи латинским государствам, основанным вследствие Первого крестового похода (1096—1099): королевству Иерусалимскому, графствам Эдесскому и Триполийскому, княжеству Антиохийскому.

Поистине западные рыцари, не колеблясь, придавали этому «паломничеству» новое качество ^[99]. Разве оно не предоставляло им возможность заметно проявить свое мастерство конного воина и выказать доблесть, совершая ратные подвиги? Крестовый поход стал даже неким видом инициационного испытания, и рыцарь был весьма заинтересован в том, чтобы ему подвергнуться. Таким образом он мог снискать большую известность, к выгоде для своих потомков. А уж какому-нибудь государю было тем более выгодно явить доказательство своей отваги и засвидетельствовать перед всеми свое благочестие.

Этот побудительный мотив приобрел особую силу в конце XII века. Странные пророчества возвещали о наступлении новых времен, когда миру явится король, который станет монархом греков и римлян. Действительно, с конца XI столетия получил распространение трактат Адсона об антихристе и одна выдержка из прорицаний тибуртинской сивиллы, в которых возвещалось о таких событиях. Новое королевство, следовательно, должно было возникнуть в границах Древней Римской империи, и понятно, что его создание началось бы в землях средиземноморского региона. Разве не было это дополнительным стимулом, чтобы решительно ввязаться в дело? Мог ли Филипп позволить в одиночку пытать счастья Ричарду Львиное Сердце, а также императору, Фридриху Барбароссе, чьи советники всеми силами старались использовать эти пророчества к выгоде для своего государя?