Дело Бронникова - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Александровна Громова, Полина Вахтина, Татьяна Позднякова cтр.№ 35

Я был арестован 15 февраля 1932 г. и постановлением В. С. Коллегии ОГПУ весной того же года (кажется, 17 апреля) (правильно — 17 июня. — Авт.) приговорен по статье 58–10 У.К. к 10 годам концлагеря. 31 июля 1932 г. я был доставлен в Белбалтлаг ОГПУ, через несколько дней после прибытия поставлен на работу в УРО БЕЛАГ, где и проработал до дня побега (исключая мой вызов в качестве свидетеля по новому делу с 16 января по 7 июня 1933 г. и мою эпизодическую работу зав. столом освобождения 3-го водораздельного отделения с 28́/́X по 6́/́XI того же года).

Прибыл я в лагерь, имея 10 лет и осознавая свою позицию следующим образом.

Обвинение мое сводилось к трем моментам:

Создание и распространение антисоветских стихотворений, участие в антисоветском «салоне».

Создание мною антисоветской группировки в армии.

Положение мое к моменту ареста было: с трудом и в процессе достаточно сложной психологической ломки намечавшийся путь от в относительной своей степени «стихийной», в сущности ребяческой даже отчасти, контрреволюционности к приятию (через вуз и завод) советской действительности и исканию своего места в ней. Путь, отмеченный целым рядом срывов, рядом антисоветских (порою сознательных, порою несознательных) поступков. В материалах следствия это было отмечено:

протоколами, составленными следователем и мною лишь подписанными, в которых с сугубой заостренностью были перечислены все мои антисоветские проступки.

Мною самим написанными показаниями…

<…>

…развивающихся индивидуума неизбежно потянутся один вверх, другой вниз, и идущий вверх неизбежно сталкивает другого, и путь вверх неизбежно влечет за собою уход кого-то вниз, совершается за счет этого ухода. Таким образом, возможен социализм (практически и осуществляемый), но невозможен коммунизм — конечная цель, ибо до тех пор, пока государство всем своим аппаратом направляет путь развития общества по данной линии, держит ставку на равнение — это равнение под условием данного нажима, т. е. искусственным образом, осуществляется. Но стоит опустить вожжи, попытаться перейти к коммунизму, дать отмереть государству, и начнется старая волынка — всплывание наверх и скатывание вниз.

То, что переделывают людей, то, что люди станут настолько сознательны, что не станут этого делать, станут такими «хорошими», — утопия, смыкание с утопическими социалистами, тоже делавшими ставку на «хороших» людей. И еще попутное соображение. Допустим, осуществлено всеобщее равенство, довольство. Оно — гибельно. История учит, что только племя, поставленное в тяжелое условие существования, становится сильным, могучим, племя же, поставленное в условия «земного рая» — дрябнет, становится безынициативным, идет к упадку. Пример — Индия.

Таким образом, складывается концепция — история вечная, борьба отдельных групп и людей (широко беря — классов), и это постоянно и неизбежно. И коммунизм — хорошая прекрасная утопия, но уточняя — все же утопия. А раз он недостижим, так, грубо говоря, к чему и…

<отсутствуют 3 листа>

…мечтаний, мальчишеских иллюзий и надежд.

<…>

Теперь это все опостылело (может быть, временно — не знаю). Хочется одного — наивно, скажете, но это так, — быть с мамой, дать ей возможность тихо и спокойно умереть у меня на руках (ей, которую я так измучил за эти годы).

Концепция моя — не знаю, чем и как ее обрушить. Она жестокая, беспросветная. Коли есть истина, если действительно возможен коммунизм, дайте мне в него поверить, сошлите меня куда-нибудь, жестоко сошлите, в полит. изолятор может быть, дайте там все переосмыслить и переоценить. Исправим ли я — не знаю. Вам виднее. Я написал все искренно, если нужно, если увидите проблески надежды для меня — допросите еще. Коли нет, если я, по-вашему, в тупике, то жаль, что я неудачно вскрыл вены. Тогда — расстреляйте поскорее.

Крюков. VII. 33 г.

Это пишет смертельно уставший человек: «Хочется одного — наивно, скажете, но это так, — быть с мамой, дать ей возможность тихо и спокойно умереть у меня на руках (ей, которую я так измучил за эти годы)».

Розыск Крюкова прекратили, а сам он 3 января 1934 года под № 180283 поступил в распоряжение БЕЛАГа ОГПУ.

За антисоветскую деятельность в лагере 11 июля 1935 г. Леноблсудом был вторично осужден на десять лет ИТЛ. Срок отбывал в Ухтпечлаге, на Морсплаве, откуда заключенные буксировали плоты с лесом для выгрузки и перегрузки на советские и иностранные лесовозы.

Жил только надеждой на встречу с мамой.

Густо населенная чужими людьми квартира не спасала Анну Евгеньевну от одиночества. Сестер ее с ней уже не было: Антонину Евгеньевну «за сокрытие социального положения» в 1935-м выслали в Вологду, Лидия Евгеньевна, вероятно, умерла. Жила Анна Евгеньевна только тем, что раз в году, собрав внушительную передачу, отправлялась за тридевять земель — на станцию Кемь, в лагерь, на свидание к сыну.

Летом 1937-го в свидании ей было отказано. Она обратилась за помощью к Екатерине Павловне Пешковой, возглавлявшей организацию под названием «Помощь политическим заключенным».

Многоуважаемая товарищ Пешкова.

Не откажите помочь мне в получении свидания с сыном моим Крюковым Алексеем Алексеевичем, который находится на Морсплаве, Кировская железная дорога, станция Кемь, 3-й лагерный пункт 9-го отделения Беломоро-Балтийского комбината. Со слезами обращаюсь к Вам, надеюсь, что Вы сделаете все от Вас зависящее, не откажете походатайствовать. 8 мая я послала заявление в Главное управление концлагерей, прося разрешить свидание с моим единственным сыном. 20-го меня вызвали в НКВД на улицу Чайковского, где объявили, что просьба моя отклонена. Меня как громом поразило это известие, с трудом могла расписаться, шатаясь, вышла, едва дотащилась домой, почувствовала себя очень скверно. Сына я видела в прошлом году в июне месяце. Целый год жила надеждой снова повидаться с ним, и вдруг такой удар. Мне 71 год, много ли и жить-то осталось? Неужели я не увижу больше своего сына, в котором вся моя жизнь. В моем возрасте приходится считаться не годами, а месяцами. Я разлучена с ним с 1932 г., теперь ему 28 лет, так тяжело проходит его молодость. Последние его письма полны надежды повидать свою старуху мать, а я должна сообщить ему об отказе от свидания. Я даже боюсь написать ему об этом, целый год ждет он этого счастья, как он мне пишет, и вдруг нанести ему такой удар. Все пять лет я получала разрешение, последние годы — от начальника концлагерей товарища Бермана. В прошлом году это разрешение получала через Вас. Если нельзя теперь, то хоть позже, за все буду сердечно благодарна. Войдите в положение несчастной матери, которая ни днем, ни ночью не видит покоя. Со дня получения отказа я глаз не осушила, пишу Вам и заливаюсь горькими слезами. Умоляю, пожалейте.

А.Е. Крюкова ^[105].

Без проволочки получила письмо от заведующего юридическим отделом Помполита: