Ничего не возьму с собой - читать онлайн книгу. Автор: Алла Полянская cтр.№ 31

— Мало ли, как она все это воспринимала. — Виктор вспомнил Генкины слова о повернутых на вирте гражданах. — Ладно, я все понял. Семен Львович, а веревка?

— Отдал в лабораторию. Возможно, найдут ДНК убийцы, но это дело достаточно долгое, так что ждать смысла нет. — Семен Львович покачал головой. — Знаешь, я уже немолодой человек и многое видел, но в последние годы я поймал себя на том, что перестал понимать мир вокруг. Люди стали злые, бросаются друг на друга из-за ерунды. Давеча видел, как на светофоре из машины выскочил мужчина и принялся вытаскивать из салона рядом стоявшей машины водителя. Завязалась драка, а люди столпились и снимали это на свои телефоны. Для них это было развлечение. И бытовых убийств стало очень много — пьянство, домашнее насилие. Но хуже всего то, что увеличилось количество преступлений против детей. Во все времена люди оберегали потомство, и враги, захватывающие чужие земли, убивали именно молодняк, чтобы лишить побежденный народ будущего. Так у меня есть ощущение, что мы сами себе враги. Как по мне, то даже проданная подростку бутылка спиртного может приравниваться к убийству. Ведь он может отравиться алкоголем, или же, выпив его, попасть под машину, или даже убить кого-то, ты понимаешь? А курящие девочки с бутылками пива или энергетиков? Я ни разу не ханжа, но в том, что потом рождаются больные дети, виноваты те, кто терпимо относится к таким вот девочкам, и родители в том числе. Мы теряем поколение — оно тупеет перед мониторами компьютеров, играя в бесконечные игры, или теша свой нарциссизм, размещая фотографии на всеобщее обозрение, в том числе и очень личные. Оно убивает себя спиртным и наркотиками, у них уже ущербный генотип, а их потомство качеством будет еще хуже! И когда они попадают ко мне на стол, их организмы изношены так, что смотреть страшно. И я думаю: где родители этих детей, почему они не выполнили свои родительские обязанности по сохранению своего потомства? И у меня, знаешь, нет ответа, кроме подозрения, что мир сошел с ума и катится в пропасть.

— Боюсь, вы правы. — Виктор поднялся, расстроенный словами патологоанатома и собственными мыслями. — Ладно, я поеду в отдел, работы полно. Спасибо, Семен Львович.

Виктор вышел из морга, прикидывая свои дальнейшие действия, и по всему выходило, что нужно дождаться вестей от Генки и результатов поиска от Семенова. Что-то в этом деле не давало ему покоя, но сформулировать свою мысль он пока не мог. Досадливо фыркнув, он зашагал по лужам к машине, думая о том, что вот плохо очень без Дэна, и без пива плохо.

Небо над головой стремительно затягивали тучи, пустился мелкий противный дождь.

* * *

— И теперь я не знаю, как я туда пойду. Родители Игоря, его сестра и похороны… я не могу туда идти. Вот вообще не могу и не хочу! Я не хочу видеть Игоря таким и запомнить его таким тоже не хочу.

— Понимаю.

— Анастасия Петровна, я его знаю столько, сколько себя помню. Мы жили в соседних подъездах, наши мамы дружат с детства, тоже выросли в этом же доме, в тех же квартирах. И мы с рождения всегда были вместе, учились в одном классе, Игорь мне как брат. А сегодня я увидела, как он там лежит… нет, он был накрыт, но его ноги в кроссовках… не бывает так у живых людей, я же знаю. И я не хочу видеть его в этом ящике таким… незнакомым, и то, что будет лежать в этом ящике, — это уже не Игорь, а Игоря больше нет, но приличия требуют, чтобы я пришла. И самое главное, сам он, если б мог что-то сказать, то он бы понял, почему меня нет. Он и сам ненавидел все эти условности и социальные ритуалы, но в том-то и дело, что у него теперь нет права голоса. Понимаете, как все ужасно?

— Конечно.

— А хуже всего другое. Если бы я не замоталась, а сразу пришла к нему, как только он позвал, он был бы жив, я уверена. А я забыла… Это моя вина, понимаете?

— В смерти твоего друга вина только убийцы, ты это должна понимать абсолютно четко. — Анастасия Петровна взяла Аню за руку. — И кто знает, если бы ты пошла, не висела бы ты сейчас где-нибудь в магазине? Кто знает, что он там увидел или кого. Ему надо было к начальнику охраны обратиться сразу.

— Игорь не такой. — Аня всхлипнула. — Все, что непосредственно не касалось его работы… у него были сложности в общении. В школе его дразнили все время, у него следы эти были на лице — от прыщей рубцы остались. Он очень стеснялся, я его даже уговаривала сделать шлифовку. В общем, если он увидел нечто, показавшееся ему подозрительным, он бы долго думал, как ему поступить, а потом все равно спросил бы у меня совета. Он так и хотел сделать, а у меня из головы вон! Это моя вина…

— Перестань. — Анастасия Петровна вздохнула. — Я знаю, у тебя сейчас большое горе, но это не ты убила парня, а убийца. Кто-то, кого он увидел за чем-то неприглядным. И этот человек хотел скрыть свой проступок любым способом. Даже убить смог, да еще так с телом поступил. Возможно, заранее все планировал. Не надо обвинять себя, это неправильно.

Анастасия Петровна погладила руку Ани. Она понимает, что девушке надо выплакаться. Она успокоится и поймет, что ее вины в смерти друга нет. Виноват всегда убийца.

Женщины сидят за прибранным столом на кухне, и уже очень поздно, и где-то в квартире крепко спит Никита, а мать и его сотрудница ведут неспешную беседу. И для обеих этот разговор очень важен.

У Анны не сложились доверительные отношения с собственной матерью. Для ее матери всегда была важна внешняя сторона отношений, четкое распределение ролей в семье, постоянное соблюдение субординации. Внешне все и правда смотрелось идеально, но на самом деле Анна никогда не могла не то что поделиться с матерью своими мыслями, но и просто поговорить или спросить совета. Вся их жизнь была парадной, напоказ. Их семья считалась идеальной, и Анна приняла правила этой игры в ненастоящее. Сначала она думала, что так у всех. Со временем, когда пришло понимание того, как обстоят дела, она не пробовала ни бунтовать, ни что-то менять, здраво рассудив, что изменить в данном раскладе ничего нельзя, сложилось как сложилось. Она жила в родительской квартире, но жила как будто совсем одна. Отец все время проводил на работе, занимаясь своим небольшим бизнесом, а мать дни напролет ездила по каким-то своим делам — то в магазины, то в салоны, а то они с отцом уезжали путешествовать. Дочь в этом уравнении была лишней — мать полагала, что дети не должны мешать родителям жить своей жизнью.

И хотя такой расклад стал привычным для них всех, но иногда Ане хотелось просто поговорить с кем-то, кто поймет ее, проявит участие, да хотя бы просто выслушает. Или поехать куда-то вместе с родителями, увидеть какие-то другие страны, потому что она никогда нигде не была… Но больше все-таки ей не хватало внимания, она выросла очень одинокой, потому что мать никогда не слушала, ее раздражала необходимость слушать то, что ей было не интересно. Ее зацикленность на собственной жизни, на собственных впечатлениях и переживаниях не оставляли места никому. Аня иногда думала, зачем отец терпит рядом такую женщину, но со временем поняла, что отцу тоже важно его личное пространство, а мать слишком мало его стесняет.

Дочь в этом раскладе вообще была лишней. Она была просто частью реквизита, обязательного для картины идеальной семьи.