– Еще одно. – Голос Лакост звучал так тихо, что они ее почти не слышали. – Здесь мадам Гамаш. С Анни и Оноре.
Кровь отхлынула от лица Гамаша. Он посмотрел на Бовуара, который вцепился в баранку и еще сильнее нажал на педаль газа.
– Им нужно уходить оттуда, – пробормотал Жан Ги.
– Нет, подожди, – сказал Гамаш. – Подожди.
Прошла секунда.
– Мы приедем через пятнадцать минут…
– Через десять, – поправил его Бовуар.
– Пусть остаются там, и пригласи еще Рут.
– Вы шутите! – почти закричал Бовуар.
Лакост спустила воду, чтобы телохранитель не услышал громкий голос Бовуара на линии.
– Оноре, – неистово проговорил Жан Ги, словно Гамаш не понял слов Лакост. Потом тише: – Оноре.
Весь мир Жана Ги сузился до одного слова.
– Анни, – прошептал он.
До двух слов.
«Рейн-Мари», – подумал Гамаш.
– Они должны оставаться там. Это безопасно. Эти люди пришли туда поговорить, а не устраивать перестрелку.
– Откуда мы знаем? – спросил Бовуар неестественно высоким голосом. – Переговоры нередко оборачиваются кровавой баней.
– Non. Если бы один или оба имели такие намерения, то встречались бы в лесу вместе со своими боевиками. А не в бистро. Они жестокие, но не глупые.
Он говорил твердо, хотя не чувствовал уверенности. Старший суперинтендант Гамаш понимал, что руководитель не может позволить себе демонстрировать эмоции. Он не может требовать мужества от других, когда сам дрожит от страха.
– Если мы не предвидели этого, – сказал Бовуар, – то, возможно, упустили что-то еще. Что, если они собираются провести обмен прямо там, в бистро? На глазах у всех. Мы сами убедили их в безопасности. Мы это сделали.
– Он прав, – сказала Лакост, пустив воду, чтобы заглушить их разговор. – Так что мне делать? Арестовать их? Или хотя бы попытаться? В зале, где полно людей?
«Оноре, – думал Гамаш. – Анни. Рейн-Мари».
Не чужие люди.
Бовуар еще сильнее нажал на педаль газа. Машина неслась со скоростью сто сорок километров в час и продолжала прибавлять скорость. Они свернули с хайвея на второстепенную дорогу. Не предназначенную для высоких скоростей. Машина подпрыгивала на колдобинах, перелетала через выбоины, грохалась на асфальт.
Но Гамаш не просил Жана Ги сбросить скорость. Напротив, он еле сдерживался, чтобы не крикнуть ему: «Прибавь газа. Давай скорей!»
– Вызови Рут в бистро, – приказал Гамаш тихим голосом. – А пока присоединяйся к Рейн-Мари и Анни. Глава американского картеля, вероятно, не знает, кто они, а канадцы знают. Они ни за что не поверят, что мы подвергаем их опасности.
Тишина.
Они тоже не могли в это поверить. В особенности Гамаш.
Но выбора не оставалось. Если попросить Изабель увести Рейн-Мари, Анни и Оноре, это почти наверняка насторожит наркобаронов, а они и без того внимательно следят, не происходит ли чего-то необычного.
Даже будучи уверены в собственной безопасности, они не теряют бдительности. Это звериный инстинкт. А эти люди и есть звери.
– Вы уверены?
При любых других обстоятельствах и если бы кто-то другой стал ставить под сомнение его приказ, это вызвало бы у Гамаша раздражение. Но он понимал, что Лакост нужна абсолютная ясность.
– Oui.
– Хорошо, – сказала она. Прежде чем она отключилась, он услышал ее последнее слово: – Merde.
Merde, согласился он.
Но на сей раз это было не сигнальное слово, говорящее, что все идет по плану, а просто merde.
Лакост сунула трубку в карман и отперла дверь.
– Désolé, – сказала она старшему из двух мужчин, который смотрел на нее изучающим взглядом. – Извините. Критические дни.
Она положила руку на низ живота, и он тут же отпрянул, вряд ли желая услышать подробности. Но она для вящей убедительности добавила:
– Спазмы.
* * *
Как только Лакост отключилась, Гамаш позвонил Туссен и сообщил последние новости. Он закончил, но она ответила не сразу.
– Bon, – раздался наконец ее ломкий голос. Но без всяких признаков паники. – Что нам делать? Вы хотите, чтобы мы приехали в деревню?
– Нет. Езжайте на границу. Действуем по плану. Независимо ни от чего, хлорокодид направляется в Штаты, и единственное, что мы знаем наверняка, – это место, где он пересечет границу. Ваш информатор ведет наблюдение за церковью?
– Да. Мы, по крайней мере, будем знать, когда наркотик начнет движение. А если они изберут другой маршрут? – спросила Туссен.
– Тогда просто поторчите в лесу, а Бовуар, Лакост и я обо всем позаботимся.
Он произнес это так спокойно, словно речь шла о ремонте забора.
Опять последовало молчание.
– Во всех планах приходится рассчитывать на долю удачи, – напомнил он ей. – К тому же мы все в деле. А это большое преимущество.
– У нас за спиной океан. Да, patron. Все получится, потому что иначе и быть не может. – Туссен тихонько рассмеялась и загадала, чтобы все так и случилось. – Удачи, – сказала она, либо забыв добавить словечко merde, либо не желая, чтобы в случае чего это слово оказалось последним, сказанным между ними.
– Oui. И вам удачи, Мадлен.
* * *
Когда Лакост вернулась, Матео и Леа сидели за столиком в дальнем углу зала. Вдали от остальных. Но рядом с американцами.
Лакост осторожно, чтобы никто не заметил, положила телефон на место и отправилась в кухню поздороваться с Антоном и предупредить его.
– Bonjour, – сказал он. – А я думал, вы будете в городе.
– Была, но решила уехать на несколько часов. Слишком уж жарко. И я не одна такая.
– Кто бы сомневался, – сказал он, возвращаясь к работе.
Не услышав ее ответа, он поднял голову.
– Здесь Матео и Леа, – сказала Изабель. – Может, еще и Патрик. Хотя его я не видела.
Антон положил нож и взглянул ей в глаза:
– Зачем?
– Не знаю. Но подумала, что стоит вас предупредить.
Она говорила абсолютную правду. Изабель Лакост прекрасно знала, почему Матео и Леа находятся в бистро, и не хотела впутывать в это дело Антона.
– Merci. – Вид у него был мрачный. Он глубоко вздохнул. – Через несколько дней я должен буду давать показания. Я боялся этого. Слышал, они там поклевывают месье Гамаша.
– Обычное дело.
– Даже главный прокурор и судья? Разве они не на одной стороне?
– Судебные процессы – вещь непредсказуемая, – сказала она, делая вид, что все происходящее в зале суда совершенно нормально. – Завтра моя очередь.