– Как продвигается суд? – спросил он.
– Comme ci, comme ça.
[46]
Оливье покачал головой, отрезая дольку лимона. Запах свежести моментально ударил им в ноздри.
– Как это грустно, – сказал он, показывая фруктовым ножом в сторону церкви. – Но по крайней мере, для Кэти правосудие восторжествует.
Изабель повернулась и посмотрела в окно, минуя взглядом клиентов на раскаленной, как сковорода, террасе, попивающих охлажденные напитки. Глядя мимо детей, играющих на зеленом деревенском лугу, бегающих вокруг трех огромных сосен, словно те участвуют в их игре. Мимо коттеджей, облицованных плитняком или обшитых вагонкой, с их многолетними клумбами голубоватых дельфиниумов, старых садовых роз, мальвы и лаванды. И садов, посаженных прапрадедами и заботливо ухоженных.
Взгляд Лакост прошелся по старой деревне и остановился на расположенной на холме небольшой белой церкви. Свидетельнице убийства Кэти Эванс и много еще чего.
Всего, что шло к развязке этим вечером.
Правосудие, подумала она. Несколько месяцев назад она точно знала смысл этого слова. Теперь сомневалась.
– Кто они? – спросила она Оливье.
Два человека тихо сидели за столиком у камина, наслаждаясь едой. Антон разговаривал с ними, возможно, описывал приготовленное им блюдо.
Они посмотрели на нее, и она улыбнулась и подняла бокал, приветствуя Антона, который помахал ей в ответ.
– Не знаю, – ответил Оливье. – Проездом, наверное. В гостиницу они не просились. К тому же вы знаете Габри – одной партии гостей более чем достаточно.
– То есть в гостинице уже кто-то есть? – спросила Изабель, вдыхая освежающий запах тоника, джина и лимона.
– Oui. Леа и Матео приехали.
– Правда? Не сказали зачем?
Она старалась говорить обыденным тоном, чтобы Оливье не заметил ее смятения.
– Я не спрашивал, но, возможно, это как-то связано с процессом. Мы тут читаем сообщения в газетах. Похоже, у Армана сейчас тяжелое время. Леа и Матео, наверно, хотят переговорить с ним. Они выглядят очень напряженными.
Да, подумала Лакост. Это одно из объяснений.
Вокруг стоял гул разговоров. Многие клиенты тоже сочли, что на террасе слишком жарко, и отступили в прохладу помещения. Они разговаривали, но смеха почти не было слышно. Процесс, идущий так далеко, остро воспринимался в деревне. Некоторые жители еще будут вызваны как свидетели. К счастью, полиции удалось уговорить прокурора не приглашать на процесс Рут Зардо.
Сама Лакост должна была давать показания на следующий день, хотя она и знала, что дело до этого не дойдет. После сегодняшней ночи.
Старший инспектор Лакост не приезжала в суд в этот день и не слышала показаний Гамаша. Но сведения о процессе до нее определенно доходили – от коллег, из новостей.
Она слышала о нарастающей враждебности между главным прокурором и старшим суперинтендантом. Их взаимоотношения обострились до неприличия, и судье пришлось пригласить их обоих к себе в кабинет.
И что там произошло? Что сказал Гамаш?
Сообщил ли он судье Корриво о том, что на самом деле случилось в тот ноябрьский день, когда он вернулся в цокольное помещение церкви Святого Томаса?
Сообщил ли он судье о тайне, которую они так отчаянно скрывали? Пошел ли он на клятвопреступление?
Началось это с брошенного невзначай замечания старой свихнувшейся поэтессы, на чердаке Мирны за выпивкой переросло в подозрение, а оно, в свою очередь, перешло в действие.
* * *
В цокольном помещении церкви Гамаш снял куртку, усыпанную снегом, и повесил ее на стул. Потом повел Бовуара к кладовке.
– Принеси, пожалуйста, криминалистический комплект и две пары перчаток.
Пока Жан Ги отсутствовал, Гамаш включил прожектор, установленный сегодня технической группой, и остановился на пороге кладовки.
Места преступлений всегда навевали торжественномрачное настроение, что нередко вступало в противоречие с реальной обстановкой. Жестокое убийство в какой-нибудь веселой гостиной казалось особенно ужасным.
Эта маленькая комната без окон, с земляным полом, полками, провисающими под забытыми консервами, и паутиной, свитой давно исчезнувшими пауками, никогда не выглядела привлекательно. Кладовка строилась специально для того, чтобы сохранять прохладу, но после убийства Кэти Эванс мороз подирал по коже любого, кто входил сюда.
Ни один бывалый следователь не пожелал бы долго оставаться в таком месте.
Гамаш посмотрел на то место на полу, где лежало скрюченное тело Кэти Эванс в накидке кобрадора. Бывший глава отдела по расследованию убийств никогда не забывал: поиск убийцы – задача особая. Головоломка. Упражнение на логическое мышление и интеллект.
Здесь простилась с жизнью молодая женщина. Ее тело лежало на земле в темноте холодной кладовки. Она умерла не в постели, окруженная близкими, в возрасте девяноста лет, на что вполне могла рассчитывать.
– Мадам Гамаш не видела биту, когда нашла тело Кэти Эванс. Но когда приехала Лакост, бита была. Это означало, что ее поставили туда незаметно. Вот тут задняя стена церкви. – Гамаш подошел к ней. – Значит, это должно быть здесь.
– Что «это»?
Гамаш повернулся к Бовуару:
– Во времена «сухого закона» церковь была перевалочным пунктом для бутлегеров. При этом они не пользовались для своих операций главной дверью.
Глаза Бовуара широко распахнулись, когда до него дошел смысл этих слов.
– Черт!
Они вдвоем принялись тщательно осматривать полки.
– Есть, – сказал Жан Ги.
– Постой, – остановил его Гамаш.
Он взял камеру криминалистов и снял тот момент, когда инспектор Бовуар откинул одну из полок, затем надавил на нее.
Открылась низкая дверь в стене.
Бовуар опустился на колени, и порыв ветра бросил ему в лицо снежные хлопья. Он прищурился и разглядел лес в нескольких шагах.
До границы с Америкой рукой подать. Мечта контрабандиста.
– Вот, значит, как бейсбольная бита сначала исчезла, а потом появилась, – сказал Бовуар.
Гамаш выключил видеокамеру и протянул ее Жану Ги, который принялся снимать их находку.
– Идеально, – вполголоса произнес Гамаш, оглядывая помещение без окон.
Идеально для кобрадора и для убийства.
– Patron? – раздался голос Лакост из оперативного штаба.
– Мы здесь, – откликнулся Жан Ги.
– Сейчас буду с вами. Только запущу компьютер, чтобы загрузилась почта, – сказала она.
Гамаш повернулся и увидел, как маленькая дверь закрылась, а полка аккуратно, беззвучно встала на свое место.