Стеклянные дома - читать онлайн книгу. Автор: Луиз Пенни cтр.№ 41

– Я не знал, – ответил Гамаш, потянувшись за копченым мясом из магазина деликатесов Шварца. – Но если бы ее не начали вы, то начал бы я.

Проголодавшийся за время заседания, он откусил большой кусок и обильно запил его холодным чаем.

– Ну хорошо, – сказал Залмановиц, прикончив половину рогалика. – Вы удивительно ловко проваливаете дело.

– Я думаю, вы делаете работу не хуже меня.

– Merci. Стараюсь как могу.

Гамаш натянуто улыбнулся и откинулся на спинку дивана. Положив ногу на ногу, он пристально посмотрел на прокурора:

– По-моему, судья Корриво начинает подозревать.

Залмановиц отер рот тонкой бумажной салфеткой и покачал головой:

– Она никогда не догадается. Ведь это не вписывается ни в какие рамки. Нам обоим повезло – мы получаем пенсии. Они нам понадобятся.

Он поднял свой запотевший стакан и чуть наклонил его в сторону старшего суперинтенданта:

– За более высокий суд.

Гамаш поднял свой стакан:

– За горящие корабли.

* * *

За ланчем в соседнем кафе, найдя столик в тенистом уголке на террасе, Морин Корриво доверительно сообщила своей партнерше:

– Я думаю, тут какие-то танцы.

– Танцы? – удивленно переспросила Джоан. – Типа джиги?

– Хотелось бы так, – ответила Морин. – Тогда я бы, по крайней мере, знала, к чему все идет.

Лицо Джоан помрачнело.

– Что ты имеешь в виду? Тебя что-то смущает? Дело слишком трудное?

– Не могу поверить, что ты спрашиваешь об этом, – с искренней обидой произнесла Морин. – Хочешь сказать, мне не по зубам дело об убийстве?

– Я так не считаю, это ты сама сказала, что не знаешь, чего ждать дальше. Ладно, давай начнем с начала. Что тебя беспокоит?

– Главный прокурор, который возглавляет прокуратуру всей провинции, избрал тактику нападок на старшего суперинтенданта Квебекской полиции, который дает свидетельские показания. Уходя на перерыв, я слышала в дверях, как прокурор прилюдно оскорбил его.

– Своего собственного свидетеля? Но это бессмысленно.

– Хуже того, это может привести к признанию судебного разбирательства неправильным. Мне кажется, кое-кто из присяжных тоже слышал. Вот о чем я говорю. Эти двое достаточно опытные, чтобы знать, как действовать наилучшим образом, и достаточно зрелые, чтобы уметь сдерживать эмоции. В конце концов, прокурор и свидетель на одной стороне. Но я не могу понять, что они делают и почему. Тем более с учетом того, что дело обещало быть совсем простым. Сам глава Квебекской полиции практически был свидетелем преступления. Его жена нашла тело, только подумай.

Она покачала головой и отодвинула от себя салат.

– Может, они просто не любят друг друга, – сказала Джоан. – Такое бывает. Два упрямых быка. Два альфа-самца. Вероятно, уже бодались прежде. И не раз.

Морин рассеянно кивнула:

– До меня доходили слухи, что они не ладят. Копы и прокуроры часто не в ладах. Но тут что-то большее. Не могу объяснить. Они переходят черту. Хотя оба знают: черта есть. Я просто… – Она провела пальцами по запотевшему стакану с холодной водой.

– Что?

– Смешно, но, когда я вошла сюда, меня вдруг осенило: может быть, они делают это специально?

– Чтобы загубить дело? – спросила Джоан. – Они не только танцуют джигу, но еще и в сговоре?

Морин хохотнула:

– Ты настоящая язва.

– Извини, я не хотела зубоскалить. Но это очень странно, тебе не кажется? Зачем им так поступать? Если ты права, то они действительно пытаются развалить дело об убийстве. Гамаш производил арест подсудимого. Прокурор предъявлял обвинения. И теперь эти двое, которые к тому же не любят друг друга, намеренно заводят процесс в тупик?

Морин покачала головой, а потом кивнула:

– Я согласна. Это нелепо. Фантазия разыгралась.

Она погрузилась в размышления, а Джоан стала наблюдать за людьми, идущими по улице Сен-Поль.

Все они, без сомнения, начали день свежими и бодрыми, но теперь многих доконала жара. Судья Корриво чувствовала, как по шее катится струйка пота, да и подмышки у нее намокли.

Ее угнетала мысль о том, что сейчас придется вернуться, надеть судейскую мантию и провести весь день в этой духовке – зале суда. Хорошо хоть ее не зажарят.

– Месье Гамаш сегодня утром цитировал Ганди, – сказала она. – Что-то о высшем суде.

Джоан постучала по айфону:

– Нашла. «Есть более высокий суд, чем судебная палата, и это суд совести. Он выше всех других судов».

Морин Корриво судорожно вздохнула:

– У меня мурашки по коже.

– Почему?

– Глава Квебекской полиции объявляет свою совесть выше наших законов? Тебя это не пугает?

– Вряд ли он хотел сказать что-то подобное, – заметила Джоан, пытаясь успокоить свою партнершу. – Это скорее расхожее выражение, чем личное кредо.

– Представляешь такой заголовок в газете: «Глава Квебекской полиции действует, руководствуясь своей совестью, а не законами».

– Ну да, или такой: «Судья впадает в бешенство в зале заседаний».

Морин рассмеялась и встала:

– Мне пора. Спасибо за ланч.

Но, сделав несколько шагов, она вернулась:

– Ты в это веришь?

– Что чья-то личная совесть выше общественных законов? – спросила Джоан. – Разве наши законы не основаны на представлениях о совести? На заповедях?

– Например, запрет гомосексуальности?

– Нашла что вспоминать, – усмехнулась Джоан.

– Этот закон еще действует во многих странах. Он не имеет никакого отношения к совести.

– Значит, ты согласна с месье Гамашем? – спросила Джоан.

– Если я с кем и соглашусь, то скорее с Ганди, чем с Гамашем. Но может ли судья реально верить в суд совести? Который выше всех других? Это похоже на анархию.

– Это похоже на прогресс, – возразила Джоан.

– Это похоже на окончание многообещающей судейской карьеры, – с улыбкой сказала Морин. Она поцеловала Джоан, потом наклонилась и поцеловала еще раз, прошептав: – А этот – за Ганди.

Двое мужчин снова сошлись в единоборстве.

Зрители, и без того всегда внимательные, подались вперед, стараясь оказаться как можно ближе к огороженному квадрату в передней части помещения, напоминавшему боксерский ринг. Только здесь шло сражение по делу об убийстве.

В воздухе зала, где вела процесс судья Корриво, потрескивало электричество. Она этого не приветствовала. В зале и без того стояла жара. И по мнению судьи, электрические явления и правосудие были две вещи несовместные.