Бакраван заглянул человеку в глаза, прочел в них ужас и ощутил еще больший страх.
– Ваше превосходительство тоже свидетель?
– Да-да, свидетель, хотя зачем они вызвали меня, простого управляющего из почтового отделения, я не знаю.
– Почта – дело очень важное. Возможно, им нужен ваш совет. Как вы думаете, нас здесь долго продержат?
– Иншаллах. Меня вызвали вчера после четвертой молитвы, и я сижу здесь с тех самых пор. Меня продержали всю ночь. Мы должны ждать, когда нас вызовут. Это единственный туалет, – добавил старик, показывая рукой на нужник. – Самая жуткая ночь в моей жизни, кошмарная. Ночью они… Было много стрельбы. Говорят, расстреляли трех генералов и с десяток сотрудников САВАК.
– Пятьдесят или шестьдесят человек, – поправил старика его сосед с другой стороны, выходя из оцепенения. – Должно быть, ближе к шестидесяти. Вся тюрьма забита людьми, как деревенский матрас – клопами. Все камеры заполнены. Два дня назад «зеленые повязки» разбили ворота, смяли охрану и затолкали их всех в подземелье, выпустили большинство узников на свободу, а потом начали заполнять камеры местными, – он еще больше понизил голос, – все камеры набиты битком, заключенных теперь больше, чем во времена шаха, да проклянет его Аллах за то, что он не… Каждый час «зеленые повязки» доставляют новых узников, федаинов, моджахедов, Туде вперемешку с нами, невинными людьми, правоверными… – он заговорил еще тише, закатывая глаза и сверкая белками, – и добрыми людьми, которых вовсе не следовало бы трогать, и… когда толпа ворвалась в тюрьму, они нашли здесь электрические щупы и кнуты… и столы для пыток, и… – в уголках его рта стала скапливаться пена, – говорят, но… новые тюремщики их используют и… и, если вы сюда попали, ваше превосходительство, они вас уже не выпустят. – В маленьких глазках на опухшем лице появились слезы. – Еда ужасная, тюрьма ужасная, а… а у меня язва в желудке, а этот клерк, сын собаки, он… он не хочет понять, что мне необходимо особое питание…
В дальнем конце комнаты с треском распахнулась дверь, и поднялся большой шум. В комнате появилось с полдюжины «зеленых повязок», которые начали прикладами расчищать проход. Позади них другие охранники окружали офицера ВВС, который гордо шел, высоко подняв голову; его руки были связаны у него за спиной, мундир растерзан, погоны сорваны. Бакраван ахнул. Это был полковник Пешади, командующий базой ВВС в Ковиссе, – еще один его родственник.
Другие люди тоже узнали полковника, ибо много в свое время говорили о победоносной иранской экспедиции, посланной несколько лет назад в Дофар в Южном Омане, успешном разгроме почти смертоносного нападения марксистов из Южного Йемена на Оман, а также о личной храбрости Пешади, который командовал иранскими танками в решающем сражении.
– Это же герой Дофара? – произнес кто-то, не веря своим глазам.
– Да, это он…
– Храни нас Аллах! Если уж его арестовали…
Один из «стражей» нетерпеливо толкнул Пешади в спину, пытаясь заставить его идти быстрее. Полковник тут же бросился на него, хотя наручники сильно стесняли его движения.
– Сын собаки, я и так иду так быстро, как могу! – прокричал он, дав волю ярости. – Чтоб твоему отцу гореть в аду!
«Страж» обрушил на него ответный поток проклятий, потом ударил прикладом винтовки в живот. Полковник потерял равновесие и упал, оказавшись полностью во власти обидчика, но не замолчал, все так же проклиная своих тюремщиков. И продолжал проклинать их, когда они подняли его на ноги, по двое с каждой стороны, и, держа за руки, вывели на улицу, в западную часть пространства между стенами. И там он проклинал их, и Хомейни, и лжемулл всеми именами Бога, потом воскликнул:
– Да здравствует шах! Нет Бога, кроме А… – Пули оборвали его на полуслове.
В комнате ожидания повисло жуткое молчание. Кто-то всхлипнул. Какого-то старика вырвало. Другие начали перешептываться, многие молиться, а Бакраван был уверен, что все это – кошмар, его усталый мозг отвергал реальность происходящего. Зловонный воздух вокруг был холодным, но ему вдруг показалось, что он задыхается в огненной печи. Я умираю? – беспомощно спросил он себя и рванул ворот рубашки. Потом почувствовал чье-то прикосновение и открыл глаза. Несколько мгновений он не мог сфокусировать взгляд или сообразить, где находится. Он лежал на полу, невысокий сосед по лавке встревоженно склонился над ним:
– Вы в порядке?
– Да-да, кажется, в порядке, – слабым голосом ответил он.
– Вы упали в обморок, ваше превосходительство. Вы уверены, что вам лучше?
Со всех сторон протянулись руки и помогли ему снова сесть на лавку. Он тупо поблагодарил их. Его тело казалось ему очень тяжелым, все чувства притупились, веки налились свинцом.
– Послушайте, – шептал человек с язвой желудка, – все это как Французская революция, гильотина, террор, но как это может происходить, когда у власти стоит аятолла Хомейни, вот что мне непонятно.
– Он не знает, – произнес невысокий иранец тем же испуганным шепотом. – Не может быть, чтобы он знал, он же человек Бога, набожный и самый ученый аятолла среди всех них…
Усталость навалилась на Бакравана, и он прислонился к стене, безвольно закрыв глаза и погрузившись в сон.
Через какое-то время его встряхнула грубая рука.
– Бакраван, тебя вызывают. Пошли!
– Да-да, – промямлил он и, пошатываясь, поднялся на ноги.
Слова застряли у него в горле, когда он узнал Юсуфа, начальника «зеленых повязок», которые приходили вчера вечером на базар. Спотыкаясь, Бакраван двинулся следом за ним, проталкиваясь сквозь остальных, вышел из комнаты в какой-то коридор, поднялся по лестнице и зашагал по еще одному холодному коридору с камерами по обеим сторонам, в каждой двери – глазок, мимо охранников и других людей, которые бросали на него странные взгляды; где-то рядом раздавался чей-то плач.
– Куда… куда вы меня ведете?
– Побереги силы, они тебе понадобятся.
Юсуф остановился у двери, открыл ее и втолкнул его в комнату. Комната была тесной, вызывала клаустрофобию и была битком набита людьми. В середине стоял деревянный стол, за которым сидели мулла и четыре молодых человека по обе стороны от него; на столе лежали какие-то бумаги и Коран; зарешеченное оконце высоко в стене голубело ясным небом и роняло в комнату косой столб солнечного света. У стен, прислонившись к ним, стояли «зеленые повязки».
– Джаред Бакраван, базаари, заимодавец, – сказал Юсуф.
Мулла поднял глаза от листа бумаги, который изучал:
– А-а, Бакраван, салам.
– Салам, ваше превосходительство, – дрожащим голосом ответил Бакраван.
Мулле было лет сорок с небольшим: черные глаза и черная борода, белая чалма и потертый черный халат. Людям рядом с ним не было и тридцати, они сидели небритые или с бородами, бедно одетые; их оружие стояло у стены позади них.
– Чем… чем я… могу вам помочь? – спросил он, стараясь сохранять спокойствие.