Поселок. Тринадцать лет пути. Великий дух и беглецы. Белое платье Золушки (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Кир Булычев cтр.№ 152

— Когда это было?

— Значит, не помните. А для биоформии это эпоха. Батискаф потерял управление. Он попал в трещину и был засыпан подводной лавиной. Связь прервалась. В общем, произошел тот случай, когда любая техника отступает. А наши ребята пошли к нему. У меня где-то хранятся снимки и вырезки тех лет. Если интересно, я вам потом покажу…

Все возит с собой, подумал Павлыш. И говорит о тех событиях, как о древней истории. А прошло всего шесть-семь лет.

— В то время в институте уже готовились несколько добровольцев. Понимаете, даже для сегодняшних возможностей процесс биоформирования чрезвычайно сложен. Допустим, работал у нас Грунин. Доброволец, штурман Дальнего флота. Ему предстояло трудиться на планете с давлением вдесятеро против нашего, где радиация в сто раз выше допустимой нормы, а температура на поверхности плюс триста. К тому же добавляются пыльные бури и непрестанные извержения вулканов. Конечно, можно послать на такую планету робота, которому по плечу такие условия, или даже вездеход, настолько сложный, что человек в нем будет как муха в кибернетическом мозге. И все-таки возможности робота и человека в вездеходе будут ограничены. Грунин считал, что сможет сам пройти ту планету. Собственными пальцами пощупать, собственными глазами поглядеть. Он исследователь, ученый. Значит, мы выясняем, каким условиям должно отвечать новое тело Грунина, какие нагрузки должно оно выдерживать. Мы вычисляем программу такого тела, ищем аналоги в биологических моделях, высчитываем экстремальные допуски. И на основе этих расчетов мы начинаем конструировать Грунина. Мы все это сделали…

Димов замолчал.

— Грунин погиб? — спросил Павлыш.

— Всего предугадать нельзя. И менее всего в этом следует винить Геворкяна. Создавая биоформа на основе конкретного человека, мы должны помнить, что в новом теле остается мозг именно этого человека. Любой биоформ — человек. Не менее, но и не более… Потом был Драч, и Драч тоже погиб.

Павлыш вспомнил портрет Драча в зале Станции. Грунина вспомнить не смог, а Драча вспомнил, потому что тот был очень молод и доверчив.

— Он вернулся, — продолжал после паузы Димов. — Ему предстояла ретрансформация, возвращение в человеческий облик. Все должно было кончиться благополучно. Но на Камчатке, как назло, началось извержение вулкана, и надо было взорвать пробку в жерле, а для этого спуститься в кратер, проникнуть в жерло и взорвать, вы понимаете? Они попросили наш институт помочь. Геворкян отказался наотрез. Но Драч случайно услышал этот разговор. Он пошел, все сделал, а вернуться не успел.

— Не хотел бы я быть биоформом, — сказал Павлыш. — По-моему, это бесчеловечно.

— Почему?

— Трудно ответить. В этом есть что-то неправильное. Человек-каракатица…

— А где предел ваших допусков, коллега? Скажите, в скафандре выходить в космос бесчеловечно?

— Это одежда, которую можно сбросить.

— Черепаховая шкура не отличается принципиально от скафандра. Только панцирь черепахи дольше снимать. Сегодня вы возмущаетесь биоформами, завтра восстанете против пересадок сердца или печени, послезавтра потребуете запретить аборты и пломбирование зубов? Все это вмешательство в дела высокого Провидения.

В дверь заглянул Иерихонский, и это было кстати, потому что Димов не убедил Павлыша, но аргументов тот найти не смог и не хотел выглядеть ретроградом.

— Вот вы где спрятались! — воскликнул Иерихонский. — А я Павлыша разыскиваю. Мы собрались пойти на катере к Косой горе. Сандра со Стасиком покажут нам Синий грот. Они туда поплыли, завтра утром там будут. Вы отпустите с нами Павлыша?

— Я над ним не властен. Пускай он познакомится со Стасом Фере. Мы тут как раз вели беседу о биоформии. Почти мирную.

— Представляю, как вы его заговорили, — сказал Иерихонский. — Павлыш уже виделся со Стасом.

— Когда? — удивился Павлыш.

— Внизу, когда мы ходили в аквариум с Сандрой.

— Нет, я там не видел Фере.

— Сандра с ним уплыла, — напомнил Иерихонский. — С ним и с Познаньским.

— Акулы? — спросил Павлыш.

— Да, они похожи на акул.

— Так это биоформы?

— Фере уже проработал несколько месяцев в болотах Сиены. Тогда он был сделан для работы в топях Сиены. Там жуткий мир, — добавил Димов.

— Стас говорил мне, — сказал Иерихонский, — что здесь он чувствует себя как на курорте. Ни опасностей, ни соперников. Он сильнее и быстрее всех в этом океане.

— Это же полная перестройка всего организма!

— Сейчас в мире существуют два Фере. Один здесь, в океане, другой на Земле, закодированный клетка за клеткой, молекула за молекулой в памяти Центра.

— Хорошо, — Димов поднялся с кресла, — поговорили, и хватит. А то сюда постепенно соберется вся Станция. Нам бы только не работать. Надеюсь, теперь в самых общих чертах вы имеете представление о том, чем мы занимаемся. А когда уляжется первая реакция, может, поймете больше…

Катер отвалил от стенки подземного грота, лучи светильников скользнули, отражаясь от выпуклых иллюминаторов. Тут же катер пошел в глубину, и за иллюминаторами стало черно. Ван сидел у рулей, и отсвет приборов зловеще играл на его лице. Катер поднырнул под скалу, закрывавшую выход из грота, некоторое время шел на глубине, затем начал подниматься, и за иллюминаторами вода приобрела синий, а потом зеленоватый, бутылочный цвет.

Катер вырвался на поверхность, стряхнул с себя воду и помчался, срезая верхушки волн. Волны громко и хлестко стучали по днищу, будто бойкий кузнец бил по нему молотом.

Молодой, крепкий, толстый зоолог Пфлюг пересчитывал банки в походном чемоданчике.

— Вы не представляете, — сказал он Павлышу, — сколько там живности. Если бы Димов разрешил, я бы поселился у Косой горы.

— И питался бы моллюсками, — добавил Иерихонский.

— На том острове жить опасно, — произнес Ван. — Это сейсмичный район. Рай для геологов — там рождается континент.

— Для меня тоже рай, — сказал Пфлюг. — Мы здесь присутствуем в сказочный момент: образуются участки суши, и животный мир только-только начинает ее осваивать.

Справа над горизонтом показался черный столб.

— Подводный вулкан, — объяснил Ван. — Там тоже будет остров.

— А почему выбрали эту планету? — спросил Павлыш.

— Она лучше многих других, — ответил Иерихонский. — Условия здесь, скажем, не экстремальные, хотя человеку исследовать ее нелегко. Атмосфера разреженная, температуры низкие, большая часть поверхности покрыта первобытным океаном. Все здесь еще молодо, не устоялось. В общем, удобный полигон. Здесь мы испытываем новые методы, ищем новые формы, по возможности универсальные. Здесь проходят тренировку биоформы, которым предстоит работать в трудных точках. Поживете с нами, поймете, как мы довольны, что нам предоставили эту лужу…