– Что-то тут не так, – обеспокоенно произнес Игнат. – Уходить надо.
Они попятились, вцепившись в оружие, поглядывая по сторонам и не наблюдая пока никакой угрозы. Но ощущение опасности не пропадало.
Вскрик за спиной заставил Змея обернуться.
– Игнат?
Бывшего связника на месте не было. Хотя совершенно точно – он замыкал группу. Откуда-то доносились возня и приглушенная ругань, но понять, где находится источник звука, было трудно – эхо неслось со всех сторон, совершенно лишая ориентации.
Под ноги упали тяжелые капли. Расползлись багровыми каплями по белой изморози. Следом со стуком упал автомат. Только теперь Змей догадался поднять голову к потолку.
– Твою мать… – только и успел произнести он.
Там, под потолком, живым ковром колыхалось нечто. Нечто – потому что этому не находилось названия в привычном лексиконе. Но оно покрывало собой практически весь потолок. И там, в гуще этой серой живой массы, рычал и бился Игнат. Похоже, его собирались сожрать.
– Берегись! – крикнул видящий, указывая вверх.
Успел вскинуть автомат – после чего весь этот живой ковер развалился на пазлы и с визгом устремился вниз. Автоматы грянули в унисон. Под ноги упало несколько здоровенных тварей, настолько живучих, что, даже упав, продолжали дергаться, бить огромными кожистыми крыльями и тянуться оскаленными пастями к людям. Больше всего они напоминали летучих мышей размером с волка и с почти волчьими мордами.
– Пригнись! – орал Змей, своим телом прикрывая упавшую Ксю.
Тана яростно отстреливалась и вроде бы даже попадала. Хотя, скорее, ее спасали точные выстрелы Новичка. Твари кружили в безумном хороводе, заслонив собой свет, носясь кругами и пытаясь зайти в атаку с виража. Размахивая ногами и удерживаясь за морду одной из тварей, с потолка рухнул Игнат. Ударами штык-ножа добил чудовище и, вскочив на колени, принялся торопливо искать потерянный автомат. Это было непросто, учитывая, что поверхность вокруг была завалена подстреленными, вопящими от боли существами.
Посреди всей этой вакханалии возвышался Полковник, даже не подумавший пригнуться или хотя бы заслониться руками от атакующей крылатой мерзости. Несмотря на это, по какому-то стечению обстоятельств, он до сих пор умудрился уцелеть – разве что фуражку сдуло с головы порывом ветра от взмахов мощных крыльев.
– Надо уходить! – орал Новичок. – Мы не выстоим – патронов не хватит!
Змей и сам понимал, что стрельбой тут ничего не решишь, но эти летучие монстры отрезали им путь к отступлению. Носясь вокруг оборонявшихся, они постепенно сжимали кольцо, и было ясно: рано или поздно люди сделают ошибку, помедлят со сменой магазина или расстреляют боезапас – и в образовавшуюся брешь ринутся эти зубастые морды. Змей был уже готов к отчаянному броску напролом – просто чтобы вызвать атаку на себя и дать шанс остальным…
Как вдруг все кончилось.
Тварей будто языком слизнуло – они унеслись куда-то через трещины в потолке или просто забились по темным углам. Те, что все еще агонизировали на полу, притихли и стали отползать к стенам.
– Что за… – Новичок изумленно наблюдал за происходящим, будто это внезапное отступление поразило его больше, нежели само нападение.
И тут Змей снова ощутил тот самый взгляд в спину, от которого мороз пробегал по коже. Он медленно обернулся в сторону входа.
И на этот раз увидел.
В проломе, через который они вошли сюда, возник силуэт чего-то огромного, грозного и неуловимо знакомого. В первые секунды в глазах все еще мельтешило от оскаленных морд и перепончатых крыльев. А потом он узнал.
Медведь.
– Тот самый… – тихо сказал Игнат.
– С чего ты взял, что тот самый? – отозвался Змей.
– Не поделитесь – о чем это вы? – нервно спросил Новичок, поднимая автомат.
Видящий рукой опустил этот ствол со словами:
– Не вздумай.
– Это еще почему? – огрызнулся Новичок, не спуская глаз с медведя. – Он же просто громадный. Ему нас порвать – на раз плюнуть! Я не уверен, что его и пуля остановит.
– Он не будет нападать, – разглядывая мутанта, сказал Змей.
Мутант в свою очередь разглядывал их. Это был тот самый, почти разумный взгляд. Взгляд существа нового мира, пришедшего на смену убившему себя человечеству.
Взгляд хозяина.
– Видишь – он разогнал этих летучих шакалов одним своим присутствием, – сказал Игнат. – Как ты думаешь, зачем он это сделал?
– Ну, и зачем? – Новичок сплюнул.
– Благодарность, – тихо сказал Змей. – То самое чувство, которого в свое время не хватило людям.
Словно удовлетворившись увиденным, зверь, как призрак, тихо скользнул в сторону, исчезнув за краем входа. Можно было бы решить, что это действительно призрак ледяного мира. Или галлюцинация – если бы его не видели несколько человек сразу.
– Человеку здесь не место, – глухо произнес кто-то за спиной, и Змей не сразу понял, что это Полковник. – Он пришел сказать, что мы все останемся здесь. И он заберет наши души.
Тана охнула, Ксю прикрыла лицо руками. Звучало действительно жутко. Главное, неожиданно от этого непробиваемого человека.
– Чего? – недоуменно произнес Новичок.
Медленно, обернувшись, Змей поглядел в глаза Полковника. В них светились нездоровые искорки. Похоже, старый вояка подвинулся рассудком.
– Это всего лишь зверь, – сказал видящий. – Да, мутант, да, очень большой – но всего лишь животное…
Его слова оборвал сухой, трескучий смех Полковника. С этого момента Полковник замолчал, погрузившись в себя со странной блуждающей улыбкой на лице.
К сумеркам они вышли к домам.
Этот город выглядел странно и жутко, как будто выплыл из тяжелого, болезненного сна. Стены домов поднимались изо льда – и упирались в лед на уровне верхних этажей – там, где смыкались с ледяным «куполом». Покрытые коркой льда безглазые девятиэтажки и облупившиеся «сталинки» напоминали, скорее, не город, а декорацию. Еще больше это подчеркивала огромная, на всю высоту многоэтажки цветная мозаика, изображавшая сложную композицию из человеческих фигур, предметов, музыкальных, вроде бы, инструментов – сложно было сказать наверняка, так как мозаика наполовину разрушилась.
Трудно было поверить, что в этом месте когда-то теплилась жизнь.
Пробивающая город насквозь трасса была плотно уставлена остовами машин. Оставшиеся со времен эвакуации, они тянулись еще дальше и выше по ущелью, образовывая автомобильную пробку в самой вершине ее сущностной эволюции: эта пробка, которая уже не рассосется никогда. Вершиной символизма в этом смысле был покосившийся светофор, сквозь выбитый «глаз» которого виднелись обледенелые стены.
Они стояли в усталом оцепенении перед этим тонущем в остатках дневного света городом-призраком. Трудно было представить, что здесь можно найти ночлег.