– Как ты работаешь в Месиве, если с неприкасаемыми не пересекаешься? – тихо спросила Тана. – Ты не можешь держать место и не платить смотрящему.
Лицо торговца побледнело, затряслась челюсть. Змей с интересом поглядел на девушку: он не ожидал от нее поддержки. Однако «двойной нажим» не принес нужного результата. Торговец вдруг мелко задрожал и разразился рыданиями:
– За что мне это все? За что? Я никому не хотел зла… Но все хотят зла мне… Мне нигде нет места! Я всю жизнь от кого-то бегу, от кого-то прячусь, и все мне только угрожают! За что?!
Несколько смутившись, Змей пожал плечами:
– У всех свои проблемы. Я же не ною. И она, вон, не ноет, – он кивнул в сторону Таны. – Но мне нужна информация, и я ее добуду. Если ты не хочешь говорить или не желаешь напрячься и подумать как следует, я выжму из тебя все, что мне нужно. И ты перестанешь жаловаться на жизнь. Трупы не жалуются.
– Не мучь его. Видишь, он ничего не знает, – сказала Тана. – Странно: ты уже готов сделать из человека фарш, но даже не подумал спросить меня.
Посредник перевел взгляд на девушку:
– А ты… что-то знаешь? Про Новичка?
– Слышала. Он моего босса вроде пытался под себя подмять. Но ребята Клона его отшили.
– Дальше… – Змей невольно вытянул шею, боясь потерять хоть каплю драгоценных сведений.
– А все. Больше я ничего не знаю. – Тана дернула плечом. – Шлюхам же не докладывают, мое дело грести денежки для начальства.
– Ну, прости за «шлюху»… А где его искать, этого Новичка, не слышала?
Тана наморщила лоб, вспоминая:
– Что-то говорили… Про какаю-то «гладильню», на нижних уровнях, что ли…
– Градирню, наверное, – оживился Змей. – Это система охлаждения реактора.
– Да, наверное. Вроде там место поганое, радиация и все такое, зато свободно и не суется никто.
– Вот пришлые там и обосновались, – кивнул Змей. – Логично. Спасибо за наводку. Учись, слякоть!
Последнее было обращено Хабу, продолжавшему размазывать по лицу мокрую от слез грязь. Наверное, Змей пожалел бы его, если б все еще мог испытывать жалость. Но эту способность он потерял вместе с потерей близких, сгинувших при эвакуации. Последнее человеческое в нем теплилось лишь благодаря маленькой Ксю. Конечно, та «маленькая» – она лишь в его навсегда замерзшей памяти. Но кому какое дело до его внутренней «капсулы времени»?
Сейчас оставалось лишь дело – единственное, что держит его в форме, не давая превратиться в отчаявшуюся размазню, вроде этого пришибленного жизнью Хаба.
– Может, ты хотя бы дорогу в градирню знаешь? – разглядывая торговца, спросил Змей.
– Я же не местный…
– Да, вижу, – усмехнулся посредник. – Толку от тебя… Ладно, не напрягайся, ничего я тебе не сделаю. Но и отпустить не могу, пока дело не сделаю.
– Зачем я вам? Я только мешать буду! – взмолился торговец. – Отпустите! Я никому ничего не скажу!
– Нельзя его отпускать, – заметила Тана. – Он же тряпка – сразу приползет к блюстителям.
Однако девка хваткая – уже от его имени дела решает. Наверное, считает себя членом команды. Надо бы ее одернуть, объяснить, что никакой команды нет, что посредник всегда работает один. А она – просто случайная попутчица, которую он сбросит, как балласт, когда посчитает нужным.
Но вслух почему-то ничего не сказал. И правильно сделал, так как Тана вдруг заявила:
– Я, кажется, знаю дорогу.
– Ты была там?
Тана странно улыбнулась – одними губами, тогда как в глазах появилось совсем другое выражение.
– Я там выросла. Только не знала, что «ядовитый дождь» – это градирня.
Змей понял, что это за взгляд, несовместимый с улыбкой.
Это боль.
* * *
Перед глазами в клубах пара стояла стена воды. Непрекращающийся, отдающий жаром ливень казался непреодолимым препятствием. Особенно если учесть, что водичка-то – с радиоактивным душком, даже стоять рядом и дышать этим паром было не особо приятно. Но впечатляло. Он даже не представлял, какая мощь таится в глубинах Карфагена. Просто никогда не интересовался такими мелочами. Интересно, кто-то контролирует эту силу – или все работает само собой, по инерции? Тогда остается лишь свято верить в надежность автоматики.
Неудивительно, что пришлые решили обосноваться именно здесь. Никому в здравом уме не придет в голову сунуться в этот жидкий ад.
– И что, они там? – глядя в мутный туман, спросил Змей.
Его голос тонул в шуме странного подземного «дождя».
– Откуда мне знать? – отозвалась Тана. – Я рассказала, что слышала. А в детстве… Мальчишки рассказывали, что проходили на ту сторону. Но то мальчишки.
– Могли и приврать, – с надеждой пробормотал Хаб. – Мальчишки – они же врут всегда…
– Оставайтесь здесь, – оборвал его Змей. – Если не вернусь через час – уходите.
– Ты что, серьезно? – В голосе Таны впервые появилось беспокойство. – А вдруг я что-то не так поняла, не то услышала, а ты…
Она умолкла.
Привстав на одно колено, Змей приблизил лицо к шершавому бетону, поглядел на поверхность сбоку. Сдержанно хмыкнул: на влажном бетоне сохранились смазанные следы ботинок, неосмотрительно вступивших в тягучий битум. Следы нечеткие, но свидетельствующие о том, что он не первый, решивший отправиться сквозь водяную стену.
Поднявшись, сказал девушке:
– Вот и проверим. И кстати, присмотри за Хабом. Чтобы не сбежал и не настучал кому не следует. Нам еще назад возвращаться.
И, уже не оглядываясь, шагнул под горячий дождь.
Через секунду он был насквозь мокрым, и в голове загудело от ударов увесистых капель. Казалось, этот искусственный дождь стремится сбить его с ног, расстрелять насквозь злыми водяными шариками.
Однако он ожидал куда более неприятных ощущений, например, что его не на шутку ошпарит или собьет с ног. Но голос разума подсказывал: если кто-то недавно прошел туда, значит, это реально. О том, что имеет все шансы хватануть опасную дозу радиации, старался не думать. Это просто глупо, когда понятия не имеешь, что ешь каждый день и каким воздухом дышишь. Говорят, человек привыкает к радиации, как привыкает ко всему, что поначалу кажется невыносимым. И кому какое дело, что половина людей вымрет – зато другая, более устойчивая, получившая новые признаки в результате мутаций, выживет. Человечество – живучая многорукая, многоголовая тварь. Даже ядерная война ее не добила полностью.
Перед глазами была непроглядная пелена, и пытаться понять, куда он движется, было невозможно. Ступал он аккуратно, нащупывая подошвой крупноячеистую решетку под ногами, сквозь которую пролетали водяные струи. Дышать здесь было практически невозможно, и, предполагая это, он предварительно набрал полную грудь воздуха. По ощущениям он прошел не менее двадцати метров, прежде чем наткнулся на глухую каменную стену. Самое время запаниковать – в голове звенело от долгой задержки дыхания, и был шанс захлебнуться в водно-паровой взвеси.