– Конечно. Ты же не считаешь нас за идиотов. У Директории пока сохранилась кое-какая научная база.
– Тогда я вообще ничего не понимаю. Зачем же вы заставили меня искать черную кошку в черной комнате? Где ее заведомо нет и не могло быть? Что это, на хрен, за подстава?
– Я же неспроста сказал тебе: контроль над информацией – сила. Точно такая же, как и отсутствие таковой. С черной водой нам все ясно: она прибывает и скоро станет катализатором больших проблем. Мы готовимся к неизбежному и используем все возможности. Сейчас нас интересуют группировки неприкасаемых и их роль в подготовке мятежа. Нам нужен свой человек среди них, тот, кто подскажет, откуда ждать удара. Черная вода для тебя – легенда, повод, отвлекающий маневр. И хорошая проверка, которую ты прошел, хотя и не так, как мы рассчитывали. Чего от тебя не ждали – так излишней инициативы. Ты не дождался приказа и едва не завалил дело.
– Да потому что я, вашу мать, не пес, я не действую по приказу! – Змей тяжело задышал, отвернулся, пытаясь взять себя в руки. – Сволочи… И тут предательство, ложь, дерьмо!
– Такова жизнь, Змей. Ты у нас тоже не пай-мальчик.
– Идите знаете куда, Полковник?!
– Не хочу тебя расстраивать, дружище, но все мы уже там. И дальше посылать некуда. – Полковник достал из нагрудного кармана форменного пальто серебряный портсигар. Открыл, предложил посреднику. Тот проигнорировал предложение. Полковник чиркнул колесиком зажигалки, закурил сам. – Вопрос только в том, выкарабкаемся мы из того самого места, пусть даже ценой больших потерь, или потонем все вместе в огромной выгребной яме.
– Можете тонуть, – дрогнувшем голосом сказал Змей. Скрипнул зубами. – Карфаген должен быть разрушен.
– Как ты сказал? – Голос Полковника стал сухим, дребезжащим. Он побледнел, глаза его забегали, словно он боялся, что разговор подслушивает кто-то посторонний. – Это ты сам придумал или подсказал кто-то?
– Считайте, на меня сошло озарение, – вяло отозвался Змей.
Он начинал терять интерес к разговору – приближалось очередное «выпадение». Хорошо бы убраться отсюда поскорее, чтобы «на автопилоте» не наболтать лишнего.
Полковник затянулся, выпустил дым Змею в лицо. Окинул посредника неприятным взглядом:
– Все, что ты сказал, я готов списать на пережитый стресс, эмоции и все такое. Теперь я жду четкого ответа: ты готов продолжать агентурную работу?
В глазах потемнело от ярости. Змей проговорил отчетливо, стараясь не сорваться на мат:
– Я никогда не был крысой. И крысой не стану. Я сделал все, чего от меня хотели. Теперь отвалите – мы с вами в расчете.
– Ты забыл про свою сестру. Она все еще у нас в руках. И ты будешь делать все, что мы прикажем.
Наверное, Змей что-то ответил. Даже наверняка – он никогда не лез за словом в карман. Но этого уже не помнил. Волна нахлынувшей ярости вышибла его из реальности.
Перед глазами не было ни Полковника, ни мрачного подземного купола. Одно лишь фантастически синее небо и подсвеченные солнцем горные вершины. В такой момент понимаешь, насколько пусты и бессмысленны все эти человеческие потуги, копошение в грязи и надежды на свои жалкие силы перед лицом Вечности. Он сделал усилие – не физическое, это было неуловимое движение воли – и вершина Запретной горы стала приближаться, в готовности раскрыть тайну…
* * *
– Эй! Ты живой?
Поморгав, Змей осознал, что вернулся в мир, который по какой-то прихоти человеческого разума принято считать реальным. Каждый раз возвращение было болезненным, будто в затылок вколачивали гвоздь. Но сейчас было такое ощущение, словно голову разнесли топором. А еще его трясло. От холода. Это было странно – одежда ощущалась насквозь мокрой.
Застонав, Змей открыл глаза. Первое, что он увидел в царившем здесь полумраке, – его собственные руки. Они были в крови.
– Что за черт… – прохрипел Змей.
Опустил руки. За ними в слабом дрожащем свете показалось отталкивающее, заросшее грязными патлами лицо. При этом смутно знакомое, как, впрочем, и голос. Оборванец напротив держал в руке химическую свечку – самый дешевый и самый распространенный светильник в подземельях Карфагена. Огонек дрожал, заставляя плясать на стенах тесной пещеры уродливые тени.
– Живой! – обрадовался человек, показав редкие темные зубы. На его лбу мелькнули зубы вытатуированного тигра.
– Крэк…
– Узнал! Значит, не все мозги тебе отшибли!
– Что со мной? Где я?
– Ты у меня в гостях – видишь, какое славное жилище? – Крэк торжественно обвел рукой выдолбленную в скальной породе нору. – А что с тобой стряслось – это я у тебя спросить хотел. Точнее – почему стряслось, так как финальный аккорд я видел. К твоему счастью, кстати.
– Проклятие… – Змей застонал, попытался сесть.
Крэк остановил его:
– На твоем месте я бы не делал резких движений. Как-никак тебя по башке прикладом двинули. И в речку сбросили.
– Какую речку?
– Ясное дело – подземную. Тебе повезло, что без сознания был и не успел воды нахлебаться. Вода-то в ней черная.
Присмотревшись к своим рукам, он понял: темные разводы на них – не кровь. Это действительно черная вода. Трудно поверить, что он искупался в этой жидкости и остался в живых. Еще труднее принять то обстоятельство, что его спас самый мерзкий подонок из тех, кого он знал. Правда, Крэк заметно изменился, по крайней мере на первый взгляд. В последнее время вообще многое изменилось.
– Как это было? – безжизненно спросил Змей. – Я ничего не помню.
– Как обычно. Подъехала колымага, вытащили тело. Подволокли к обрыву, на всякий случай добавили по темечку прикладом – и в речку. Такое тут регулярно, особенно в последнее время. Я потому здесь и поселился, что нет безопаснее места… Чего уставился? Я серьезно говорю: соваться сюда боятся. Псы не любят свидетелей. А мертвяков течением сносит, так что вполне комфортно.
Змей молча слушал этот простодушный рассказ, пытаясь восстановить в голове рассыпающуюся мозаику фактов. Выходит, с Полковником он так и не договорился. И его решили ликвидировать. Это более-менее понятно.
А как же Ксю? Что с ней? Она жива? Ее отпустили? Продолжают держать под замком? Он ничего не помнил. Проклятие, как же некстати пришлось очередное «выпадение», как некстати…
– …И вот я сижу тут, в пещерке, в окошко пялюсь, чайком балуюсь. Летит, смотрю, трупешник. Ныряет. И все как обычно вроде. Но показалось – тело знакомое. Руки-ноги-то у всех по-разному мотыляются, даже у покойничков. И что-то меня торкнуло: да это ж кто-то из своих! В первый раз со мной такое, будто кто-то изнутри приказал: полезай, мол, и спаси этого бедолагу. Я даже не подумал, что псы могут еще сверху наблюдать, чтобы убедиться, не всплыло ли тело. Но, видно, в последнее время работы у них прибавилось, так что они сразу умотали. Ну так я в воду – нырь…