Уже почти ничего не соображая, вместе с Игнатом он тянул за веревку качавшегося над пропастью пленника. Это оказалось посложнее, чем выбраться самому. Однако вскоре они выкарабкались сначала на наклонную плоскость, а после, помогая друг другу, при помощи ножей, связавшись, как альпинисты, в одну связку, выбрались, наконец, на ровную поверхность возле прозрачного моста.
– Что это за подлянка? – в изнеможении лежа на спине, спросил Змей. – У вас это нормально – ловушки на пути расставлять?
– Какие ловушки, дурень? – вяло отозвался Бродяга. – У нас просто никому в голову не придет шагать прямиком в мусоросброс.
– Куда?!
– Куда-куда… На помойный слив! Отбросы у нас туда сливают! А ты думал – зачем там эта дыра над потоком?
Эта информация окончательно взорвала мозг Змею. Он вспомнил зловонную помойку под Месивом, куда имел неосторожность сбежать от блюстителей, и сравнил с этим хрустальным дворцом, где все нечистоты уносил без следа кристально чистый поток. Неудивительно, что мерзляки относятся к обитателям Карфагена с брезгливым презрением.
– Чего развалились? – подал голос Бродяга. – Если хотите попасть на поезд – надо шевелить ногами. Следующий через неделю пойдет.
* * *
Поезд – это было сильно сказано. В Карфагене было несколько разрозненных веток, оставшихся со времен шахтных разработок и восстановленных уже после Катастрофы. Но там имелись какие-никакие локомотивы, вагоны, пусть даже на узкоколейном пути.
Здесь же была длинная вереница дико разношерстных вагонеток, будто собранная из десятка комплектов игрушечной железной дороги разных марок, размеров и принципов действия. Причем большая часть этого хлама изначально не имела отношения к железным дорогам. Вагонетками здесь были: лишенные шин микроавтобусы, рифленые контейнеры с выпиленными окошками, кузова от грузовиков и даже ржавый катер. Роль локомотива здесь выполнял здоровенный, желтый, поставленный на рельсы бульдозер со снятыми гусеницами, с которого даже не удосужились снять массивный отвал для породы. Все это каким-то образом было подогнано под единый размер такой же узкой колеи, как и на уровнях Карфагена, с той разницей, что рельсы и шпалы здесь были из самого настоящего льда и в свою очередь утоплены в неровную ледяную поверхность.
Длинная вереница металлического хлама стояла в просторном, покрытом изморозью ангаре, не столь величественном и чистом, а куда более приближенном к реальной жизни, как ее представлял себе Змей. Следы копоти на грязном, неровном ледяном своде, лужи черной жижи под ногами, пятна смазки, подтекающие бочки с топливом, груды шестеренок, рычагов, валов, колес и прочих запчастей… Ну, и штабеля всевозможных грузов – мешков, тюков, ящиков, все тех же бочек. И грязные, потные грузчики, которые ничем не отличались от точно таких же в подземельях Карфагена. Даже синеватого отлива кожи на них почти не было видно.
Немного обалдев от этого зрелища, Игнат едва не наткнулся на какого-то голого по пояс мерзляка, толкавшего тачку с пузатыми тюками.
– Куда прешь, доходяга! – досадливо крикнул мезляк. – Если подхватил ледянку – в норе лежи и не отсвечивай!
Пробормотав сквозь шарф какие-то извинения, Игнат попятился и тут же получил локтем в бок от Змея:
– Автомат спрячь, умник, – из-под куртки ствол торчит! Нас же на куски порвут, если раскроют!
Бродяга тем временем неторопливо подошел к группе каких-то мутных личностей, рассевшихся на мешках и ящиках, которым с их синими лицами это определение подходило как нельзя лучше. Один из них заметил Бродягу и поспешил навстречу. По почтительным манерам незнакомца было видно, что Бродягу он считает стоящим более высоко в иерархии. При этом на замотанных в рванье чужаков смотрел настороженно. Бродяге, впрочем, не составило труда в чем-то убедить этих людей, которых тут же как ветром сдуло. Странное дело – Змей даже забыл, что пленника надо держать «на мушке», чтобы он не привлек этих ребят к разрешению своей проблемы. Не то чтобы он теперь больше доверял Бродяге, однако после пережитого над пропастью стал относиться к происходящему проще. Какая-то разновидность Стокгольмского синдрома, наверное.
Бродяга не стал усложнять жизнь ни себе, ни спутникам и повел их узким проходом между поездом и ледяной стеной. Немного подавленный бурной активностью в этом холодном царстве, Змей спросил:
– И что же, пассажирские вагоны здесь тоже имеются?
– Имеются, – отозвался Бродяга. – Только они не для нас.
– Очень интересно, – пробормотал Игнат. – Нас что же, в цистерне повезут?
Он кивнул на уродливую конструкцию, сваренную из трех бочек и с крышкой сверху. Бродяга кивнул:
– Да. В канистрах. Штук пять на каждого. Если мясорубка возьмет с костями.
– Смешно, – сказал Змей. – А все-таки?
Бродяга указал на облезлый рифленый контейнер с толстыми решетками на неровно пропиленных в металле окошках. От контейнера разило вполне себе омерзительно.
– Здесь поедем, – сказал мерзляк.
– Уютно, – заметил посредник. Обернулся к товарищу. – Как тебе?
– Бывал в казармах и пострашнее, – отозвался тот.
И тут же контейнер задрожал, заходил ходуном. Оглушительный рев ударил по ушам, заставив Змея с Игнатом невольно пригнуться, хватаясь за оружие. В решетку ближайшего окошка уткнулось что-то черное, оскалившееся громадными желтыми клыками. Новая волна рева подняла у Змея волосы на теле. И ничего с этой реакцией не поделаешь – она была на уровне древних инстинктов, когда слабый хомо сапиенс сталкивался лицом к лицу с такой вот громадной зубастой смертью.
– Это что же, мать его, такое?! – выдохнул посредник.
– Ничего особенного, – сообщил Бродяга. – Медведь-мутант, посылка на дальний кордон. Рейдеры поймали в каньоне, обычное дело.
– Вот же гребаная срань, – выдохнул Игнат. – Даже не знал, что такие бывают!
– В здешних горах и не такое встречается, – туманно пояснил Бродяга. – Ущелье вообще наводнила странная живность. Что-то ее сюда тянет.
– И как мы поедем в такой компании? – Змей осторожно приблизился к контейнеру, похлопал по рифленой стенке.
Реакция последовала незамедлительно. Тот, кто был внутри, заметался в тесных стенах, заревел и впился пастью в решетку.
– Не зли его, – предупредил мерзляк.
На этот раз посредник даже не вздрогнул, почти в упор разглядывая морду в окошке. Особенно его поразил красный, навыкате, исполненный ярости глаз. Глаз таращился прямо на него и мерно пульсировал. Рука сама потянулась в сторону морды, и, когда пальцы приблизились к решетке, Бродяга с силой отстранил руку Змея от опасного соседства со словами:
– Ты что, не понял? Он же гипнотизирует тебя.
– Что? – вздрогнул Змей.
– Приказывает тебе подойти ближе. Чтобы откусить все, до чего дотянется.