Друг моей юности - читать онлайн книгу. Автор: Элис Манро cтр.№ 19

Он гневно смотрит на нее:

– Мертвое?

Изо рта у него разит, лицо помятое, глаза в кровавых прожилках.

– Да. Я думаю, ее убили, – говорит Альмеда. Отсюда ей видна часть его неуютной прихожей. Шляпа на стуле. – Я проснулась ночью. На Перл-стрит был шум. – Она старается, чтобы голос звучал не визгливо и не истерично. – Я слышала эту… пару. Слышала, как дерутся мужчина и женщина.

Он берет шляпу со стула, надевает ее. Закрывает и запирает парадную дверь, кладет ключ в карман. Они идут по тротуару, и Альмеда видит, что она босая. Ей хочется сказать, что это она во всем виновата, что она должна была выбежать с фонарем, закричать (хотя что проку от лишних криков?), отогнать убийцу. Могла бы сбегать за помощью сразу, а не сейчас. Но она сдерживает себя.

Они не входят во двор ее дома, а сворачивают на Перл-стрит. Тело, конечно, лежит на прежнем месте. Скорченное, полуголое – такое же, как раньше.

Джарвис Полтер не торопится, но и не теряет времени. Он подходит прямо к телу, смотрит на него сверху вниз и толкает в ногу носком ботинка – так толкают лежащую собаку или корову.

– Эй, ты, – говорит он негромко, но твердо и снова тычет носком ботинка.

У Альмеды подкатывает к горлу желчь.

– Живая, – констатирует Джарвис Полтер, и женщина это подтверждает. Она шевелится и слабо стонет.

– Я приведу доктора, – говорит Альмеда. Если бы она коснулась этой женщины – сделала бы над собой усилие и коснулась ее, – то не ошиблась бы так.

– Погодите. Погодите. Давайте посмотрим, сможет ли она встать. Ну-ка, вставай, – обращается он к женщине. – Давай-ка. Раз, два, встала.

Тут происходит нечто поразительное. Тело взгромождается на четвереньки, голова приподнимается – волосы все слиплись от крови и блевотины – и начинает размеренно и сильно колотиться о штакетник Альмеды Рот. Колотясь головой, женщина вновь обретает голос, и ее глотку разверзает вопль, мощный и, кажется, полный мучительного наслаждения.

– Она отнюдь не мертва, – говорит Джарвис Полтер. – И я бы не стал беспокоить доктора.

– Но у нее кровь.

Женщина поднимает к ним заляпанное лицо.

– Это из носа. Не свежая.

Он наклоняется и хватается за отвратительные волосы прямо у корней, чтобы прекратить удары головой.

– Ну-ка, перестань. Хватит. Иди-ка ты домой. Иди, иди домой. Там твое место.

Звук, исходящий изо рта, прекратился. Полтер слегка трясет ее голову, предупреждая, и отпускает волосы.

– Ступай домой!

Отпущенная женщина валится вперед и, цепляясь за забор, поднимается на ноги. Она способна идти. Она плетется прочь, виляя и временами издавая робкие, нечленораздельные звуки протеста. Джарвис Полтер смотрит ей вслед несколько мгновений, чтобы убедиться, что она уходит. Затем срывает большой лопух и вытирает руки.

– Вот он, ваш труп, ушел своими ногами!

Поскольку ворота заднего двора заперты, Полтер и Альмеда обходят участок снаружи. Передняя калитка распахнута. Альмеде все еще нехорошо. Живот у нее раздулся; ей жарко, ее тошнит.

– Передняя дверь заперта, – слабым голосом говорит она. – Я вышла через заднюю.

Только бы он ушел! Она побежит прямиком в уборную. Но он идет за ней. К задней двери, в прихожую. И обращается к ней грубовато-веселым тоном, какого она от него еще ни разу не слышала:

– Не нужно тревожиться. Это всего лишь последствия неумеренности в алкогольных напитках. Одинокой даме не следует жить так близко к опасному кварталу.

Он берет ее за руку чуть выше локтя. Она не может ответить, поблагодарить его. Если она разожмет зубы, ее тут же стошнит.

В этот момент Джарвис Полтер испытывает к Альмеде Рот то, чего не чувствовал во время всех чинных прогулок и своих собственных раздумий (о вероятном размере ее капитала, ее несомненной респектабельности и удовлетворительной миловидности). Он не мог представить ее в роли жены. А теперь – может. Его в достаточной степени возбудили ее распущенные волосы – рано поседевшие, но густые и мягкие, – раскрасневшееся лицо, тонкая сорочка, в какой ее никто не должен видеть, кроме мужа. А также необдуманность ее поступка, ее испуг, ее глупость, ее нужда в защитнике?

– Я зайду за вами чуть позже, – говорит он. – Я пойду вместе с вами в церковь.

В это воскресенье, утром, на углу улиц Перл и Дафферин одной дамой, проживающей по соседству, было обнаружено тело некой женщины с Перл-стрит; сначала ее сочли мертвой, но потом выяснилось, что она лишь мертвецки пьяна. От блаженного – или не столь блаженного – забытья ее пробудили настойчивые увещевания мистера Полтера, мирового судьи, соседа вышеупомянутой дамы, призванного ею на помощь. Подобные инциденты, позорные и нарушающие покой горожан, в последнее время стали слишком часты.

Как только Джарвис Полтер уходит и слышится стук передней калитки, Альмеда спешит в уборную. Облегчение, однако, неполно; она понимает, что боль и ощущение раздутости живота вызваны приливом менструальной крови, которая еще не начала течь. Альмеда закрывает и запирает заднюю дверь. Затем, вспомнив слова Джарвиса Полтера о церкви, пишет на клочке бумаги: «Я нездорова и желаю сегодня отдохнуть». Бумагу она вставляет под внешнюю раму оконца передней двери. Эту дверь она тоже запирает. Она дрожит, словно перенесла потрясение или избежала большой опасности. Но все же разводит огонь, чтобы заварить чаю. Она кипятит воду, отмеряет чай, заваривает большой чайник, но от пара и запаха настоя ее мутит еще сильнее. Она наливает себе еще не заварившегося чаю и капает в него темное лекарство от нервов. И садится пить, не поднимая жалюзи на окне кухни. Посреди кухни подвешен между двумя стульями на ручке от швабры марлевый мешок. Виноградный сок и мезга окрасили марлю в багровый цвет. «Плип. Плоп», – капает в тазик. Альмеда не может на это смотреть. Она уносит чашку, чайник и флакон лекарства в столовую.

Она все еще сидит в столовой, когда за окном начинают цокать копыта. Прихожане едут в церковь, поднимая клубы пыли. Скоро дороги станут горячие, как зола. Альмеда все еще сидит в столовой, когда открывается калитка перед домом и по веранде топают уверенные мужские шаги. У Альмеды такой острый слух, что она, кажется, слышит даже, как он достает бумажку из-под рамы, разворачивает, читает, – слышит, как он мысленно произносит написанное. Снова шаги, теперь они удаляются. Хлопает калитка. Альмеда вдруг представляет себе могильные камни, и этот образ ее смешит. Могильные камни маршируют по улице на маленьких ножках, обутых в ботинки, – длинные тела наклонены вперед, лица сосредоточены и серьезны. Звонит церковный колокол.

Потом часы в доме бьют двенадцать. Значит, прошел час.