Марк Слэйд оказался очень строгим человеком, который не терпел каких-либо бессмысленных замечаний. А ещё у него была привычка со злости швыряться ручкой: “Однажды мы привязали его ручку к веревке, чтобы она не улетала очень далеко”.
Группа сплотилась во многом потому, что в те дни машины можно было тестировать сколько угодно, иногда по шесть дней подряд и даже между гонками. Спонсоры тоже пытались откусить себе кусочек гонщика.
Те годы, как и все годы в принципе, имели свои взлёты и падения. Оглядываясь назад, можно сказать, что то, что казалось гладким асфальтом, на самом деле было американскими горками. Двигатели на машинах Кими сыпались один за другим или ему не везло прямо со старта. На Гран-при Франции в Маньи-Куре Кими лидировал на предпоследнем круге [на самом деле за пять кругов до финиша — прим. переводчика] и летел к своей первой победе, но всё вдруг испортила лужа масла, оставленная “Тойотой” Аллана Макниша в одном из последних поворотов: “Мне пришлось замедлиться, и Шуми получил шанс на обгон. Меня это очень долго злило. Это могла быть моя первая победа”.
На следующий год Кими выиграл в Малайзии свою первую гонку, но это стало слабым утешением, когда год подошёл к концу. Шуми выиграл чемпионат с отрывом в два очка. И вот опять — если бы машина не подвела тогда-то и тогда-то…
В 2005-м Кими снова мог стать чемпионом, но двигатели чихали, а валы ломались. В Германии вообще сломалась подвеска. Мотор пришлось менять, что привело к штрафу в десять позиций. И даже тогда, прорываясь из хвоста, Кими всё равно попал на подиум. В том же году в Японии он показал значение слова “упорство”. Стартовав 17-м, он обгонял машину за машиной, пока на последнем круге перед ним не остался один лишь Джанкарло Физикелла: “А потом я обогнал и его. Было классно. Я помню этот день. И, конечно, мою первую победу в Малайзии”.
Что еще приобрёл Кими за пять лет в “Макларене”? Что узнал за это время? Он научился справляться с болью и неудачами, понимать механиков с полуслова. Что изменилось за пять лет? Кого выпустила эта британская школа? И совпадение ли, что один из его шлемов несёт на себе имя Джеймса Ханта?
Журналисты писали о его отдыхе чёрным по белому, крупными буквами — была ли причина или без оной. Иногда его веселье было настолько ярким, что огненные заголовки были весьма кстати. А иногда его посиделки в караоке бессмысленно занимали газетные полосы. Может, Кими вёл совершенно нормальную жизнь гонщика, но не в то время? С чьей точки зрения вообще смотреть на то, что и почему называется нормой?
Сложно оценивать прошлое, находясь в настоящем, не так ли? Но в комнате Кими это прошлое находится на расстоянии вытянутой руки. Шлем с именем Джеймса Ханта на нём занимает гордое место на полке рядом с другими шлемами. Кими выступал с ним на Гран-при Монако в 2012-м. К слову, под именем Ханта он как-то выступил и в гонке на снегоходах.
Кими Ряйккёнен в шлеме, посвященном Джеймсу Ханту — Flickr
Почему именно Хант? И что такого особенного в “Макларене”? Ответ кроется в Англии, где закрытые треки имеют свою магическую атмосферу. Джеймс Хант — один из наиболее известных британских гонщиков, безбашенный сорвиголова. Он выиграл чемпионат в 1976 году, но куда больше запомнился стилем жизни, который по современным меркам может показаться распутным. То, что тогда было нормой, сегодня уже считается неприемлемым. Чем же это прошлое восхищает Кими?
“Во времена Ханта гонщики больше уважали друг друга. Если ты в кого-то врежешься, можешь и умереть, потому что топливные баки были по бокам машины. Теперь, когда всё намного безопаснее, можно делать всякие глупости. Тогда ты не мог. Они уважали друг друга, потому что знали, что каждый ходит по лезвию ножа. Сейчас же, если ты кого-то подрежешь, тебе ничего не будет. Тогда гонщики больше времени проводили вместе. Чувство братства помогало отодвинуть страх смерти,” — говорит Кими. Хант говорил то же самое. По его словам, лучше было расслабиться ночью, ведь она могла оказаться последней. Его философия хорошо описана в биографии Джеральда Дональдсона.
Сочетание веселья и близости смерти сейчас кажется странным, но тогда оно было реальностью. В период 1970-82 годов в Ф1 погибло 11 гонщиков [по всей видимости, не учитываются смерти на тестах — прим. переводчика]. И ещё один должен был погибнуть, но вопреки судьбе до сих пор посещает гонки, ходит от репортёра к репортёру, комментирует спорт и его правила. Опыт Ники Лауды, наравне с его ожогами, приковывает внимание журналистов.
В 1976-м на Нюрбургринге Лауда попал в страшную аварию — он получил серьёзные ожоги и едва не умер. Католический священник уже почти соборовал его и был готов отпевать, но уже через месяц Лауда снова сел за руль “Феррари”. В то время шасси делали из алюминия, карбон появился только в 1980-х.
Мир Ф1 70-80-х отличался от нынешнего. Гонщики курили, коптились и горели в машинах. Они жили сегодняшним днём, и иногда случалось так, что завтрашний действительно встречали не все. Пиво мерили ведрами, а сигареты — блоками.
Не сказать, что Кими жаждет этого отсутствия безопасности или пива, нет — он хочет расслабленной, неформальной атмосферы. И, возможно, именно её он и нашел в боксах “Макларена”.
“Ни за что! Я не надену пиджак! Вы, парни, ошибаетесь, заставляя людей соответствовать подобному стилю — это не помогает привлечь внимание молодёжи. Они не хотят видеть людей, одевающихся как Джеки Стюарт! … Жизнь слишком коротка, чтобы ограничивать её в том, где это не жизненно важно”, — Джеральд Дональдсон, биография Джеймса Ханта, “Вёрджин Букс”, 2009, стр. 148. Вот, что сказал Хант; вот, что мог бы сказать Ряйккёнен.
Хант был заядлым курильщиком и в плохой день мог выкурить четыре десятка сигарет. Кими же нерегулярный курильщик: “Пацаном я курил пару лет, но во время карьеры не имел такой привычки. Разве что пару сигарет, когда меня всё бесило, правда, бесило меня всё частенько. Да и во время периода в “Лотусе” я мог выкурить одну-две в паддоке или во время посиделок с боссом. После этого я почти не курил. У меня астма, так что я завязал с постоянным курением. Я даже пробовал “Норз Стейт”, те, что без фильтров. По утрам я от них жутко кашлял. А ещё все знают, что я изредка нюхаю табак, но никто и слова об этом не говорит”.
Попойка является давней традицией английских гонщиков, причем той, которую живо поддерживали в “Макларене”. Кими ценил эту традицию, и его коллеги разделяли подобную позицию. Особенно механикам и сменщикам колес было приятно, когда гонщик присоединялся к ним, чтобы пропустить по стакану: “Должен сказать, для гонщика я пил чертовски много. Много раз поднимал тосты за каждого из тех, с кем пил. Но я больше не жду конца сезона, чтобы начать пьянствовать. Не думаю, что после карьеры сразу нырну в запой. Я своё уже выпил, мне не надо продолжать”.
Идеальный вечер глазами Джеймса Ханта был таким: болтать с друзьями у телевизора, с едой из фаст-фуда на коленях, ящиком пива и, может быть, косячком травы. Идеальный вечер Кими от этого сценария разительно отличается, но, учитывая годы вечеринок, это, безусловно, не забронированный заранее столик в ресторане с мишленовской звездой.