Все ясно.
Оказалось, что нет.
Я поднялся и налил себе третью чашку кофе. Первые две были выпиты в половине седьмого утра с Робин, перед тем как она забрала нашу собаку в студию и взялась вырезать гитарный гриф. Предложил я чашечку и Майло.
– Нет, спасибо.
– С чего бы вдруг такое самоограничение, старина?
– У католиков самоограничение – врожденная черта. Искупление достойно по крайней мере попытки.
– А самый большой грех…
– Неудача.
– По Хеннепин я пришел бы к такому же заключению.
– Может быть.
– Я анализирую факты так же, как и ты.
Детектив не ответил.
– Можешь упрекать себя сколько угодно, но, по-моему, Клеффер подходит идеально.
– Да вот только не подходит.
Я указал на синюю папку.
– Здесь нет ничего, что объясняло бы, почему ты его вычеркнул.
– Не успел бумажки написать. – Его улыбка была печальнее слез. – О’кей, подведу итог. Исповедь всегда благо для души и все такое. Я ищу повара повсюду – без шансов, а потом его имя выскакивает желтой полоской на карте «Гугл». Там он в пилотной серии телепроекта под названием «Мегашеф», который так и не вышел на экраны. В этой серии Клеффер был членом команды какого-то китайского кулинарного гения с мишленовской звездой
[1].
Съемки проходили на Нижнем Манхэттене, и к тому времени Клеффер уже несколько месяцев жил в Нью-Йорке. Данных о том, что он вылетал оттуда, не нашлось ни в одной авиакомпании; то же относилось и к компаниям, сдающим в аренду автомобили. Дариус мог, конечно, воспользоваться машиной друга, но свидетельств тому я тоже не обнаружил. Можно было бы рассмотреть также вариант с «Амтраком» и покупкой железнодорожного билета за наличные, но в течение пяти дней до убийства и трех дней после него Клеффер точно находился в городе, что подтверждалось показаниями нескольких человек. При этом ночевал он в отеле, куда поселили участников проекта, и трое из них, не испытывавших симпатии к своему товарищу, единогласно дали показания в его пользу. То же самое сделали продюсеры сериала и все прочие, с кем я имел дело. Таким образом, алиби Клеффера подтверждалось целой армией свидетелей.
– Ты разговаривал с самим Клеффером? – спросил я.
– Пытался, но мне никто не перезвонил. Знаю, это странно – у человека убивают подружку, а ему как будто и дела нет. И тем не менее он не тот, кто мне нужен, разве что ты придумаешь, как изменить законы физики.
– А нет ли у Клеффера дружков, которые могли бы оказать ему здесь, в Лос-Анджелесе, такую вот услугу?
– Я думал об этом, но пока никого, кто взялся бы за такое дело, не видно. Другом Клеффера никто себя не назвал. Популярностью он определенно не пользовался.
– Малоприятный тип, профессионально владеющий ножом… Тебе часто случалось видеть тридцать шесть колотых ран и чтобы нож ни разу не выскользнул из пальцев?
– Знаю, знаю. Еще прозрения?
– Даже если убийца не Клеффер, место преступления заслуживает изучения.
– Кто-то еще из ее знакомых.
– С кем она планировала пообедать. Может быть, сама и готовила?
– Никаких свидетельств готовки в квартире не найдено, но, конечно, их могли убрать. Так ты думаешь, она питала слабость к поварам и после Клеффера ей попался другой кулинар-психопат?
– Или один из тех типов, которым нравится производить впечатление на женщин демонстрацией поварских талантов. Если в жизни Кэтрин появился новый мужчина, это объясняет, почему Клеффер являлся к ней на работу раздраженным и с претензиями.
– Загадочный бойфренд? Я много разговаривал с соседями, и все они утверждают, что видели только Клеффера. Мы с Бинчи отработали там на совесть, а ты знаешь, Шон и пылинки не пропустит. Никаких указаний на тайный роман мы не нашли.
– А когда Кэтрин в последний раз общалась с Клеффером? По телефону или посредством электронной почты?
– Задолго до убийства. В Нью-Йорк он перебрался шесть месяцев назад, а разговаривать они перестали еще раньше. В ее переписке ничего особенного нет. Писала она в основном своим работодателям и на деловые темы, причем зачастую уже вечером. Прилежная девушка, и они действительно искренне ее любили. В остальном общалась только с семьей. Там и тон другой, легкий и веселый, – поздравления по случаю дней рождения, юбилеев, повседневные мелочи. Родом Кэтрин из Южной Дакоты, там у нее большая семья – родители, бабушки и дедушки, прабабушка, племянницы и племянники. Их оттуда целая команда приезжала – занимались похоронами и встречались со мной. И вот стою я, передо мной целая комната хорошо одетых, приличных людей, а мне и сказать им нечего. Причем слушают вежливо, и мне от этого только еще поганее.
Лейтенант поднял руку и с силой обрушил кулак на стол, но в последний момент удержался от контакта и лишь поболтал пальцами в миллиметре от столешницы.
– Если тайного бойфренда нет, то, может быть, ты и прав, и Кэтрин убил какой-то приятель Клеффера. – Лейтенант поднялся. – О’кей, спасибо за кофе.
– Ты ж его не тронул.
– Важно, что мысль в голову постучалась. – Он покружил по комнате и вернулся. – Как тебе предположение, что вся сцена с обедом была подготовлена посмертно? Что-то вроде отвратительной шутки больного ума…
Я задумался.
– Возможно. Почему бы и нет? Если Клеффер заключил контракт на убийство, постановочный обед мог быть чем-то вроде его фирменной печати.
– Я для тебя готовил, ты меня отшила, а теперь сама кусок мяса.
– Умеешь ты подобрать слова…
Майло потер ладонью лицо, словно умылся без воды, прошел к кофеварке, налил в чашку, попробовал и выплеснул содержимое в раковину.
– Кофе в порядке, извини; это желудок бунтует.
– И во сколько молитв тебе обойдется такое расточительство?
– Запиши на мой счет. Как Робин?
Вопрос прозвучал как дань вежливости. Так говорит ребенок, обученный произносить правильные слова.
– У нее все хорошо.
– Дворняга?
– Прелесть. Как обычно. Как дела у Рика?
– Терпит мой несносный характер с тех пор, как я взялся за дело Хеннепин. – Лейтенант убрал папку в зеленый кейс и, выйдя из кухни, задержался у двери. – Мне бы раньше прийти. Что помешало, сам не знаю.
– От меня толку оказалось мало.
– Может быть, если б ты побывал на месте преступления…
– Сомневаюсь.
– Смотри сам. Пока.
– Надеюсь, подвижки будут.