И тут ему позвонили. И это звонок отправил его на Оушн-Бич.
Мужской голос в трубке звучал искаженно и напоминал шипение змеи. Только потом он узнал, что голос принадлежал Руди Каттеру.
Фрост рылся в коробке, по очереди вытаскивая памятные мелочи и воспоминания. То, что он искал, нашлось не сразу. Только сдвинув в сторону мемуары о преступлениях – Кейти, как и он, обожала читать, и они всегда обменивались понравившимися им книгами, – он заметил ювелирный футляр, в котором хранилась цветочная диадема.
Это был его шутливый подарок на ее последний день рождения. Она постоянно жаловалась, что живет в Сан-Франциско, но не видела никого, кто украшает волосы цветами
[14]. И тогда он купил ей дешевую серебряную диадему с цветами из стразов и фальшивых жемчужин. Глядя на украшение сейчас, он понимал, насколько уродлива эта безделушка, но Кейти везде носила ее. Практически не снимала.
Диадема была на ней и тогда, когда он нашел ее на Оушн-Бич. Ее кожа была серой, глаза закрыты. Кровь повсюду – на шее и на одежде, собралась в лужицы на сиденье и на полу «Малибу». А в волосах красовалась диадема, и казалось, ее пальцы вот-вот оживут и, запорхав по клавишам пианино, заиграют песню Скотта Маккензи. Когда он нашел сестру такой, он снял с ее головы диадему и, повинуясь безотчетному порыву, сунул украшение в карман куртки.
Теперь, уже будучи копом, он знал, что тогда совершил ошибку. Он унес улику с места преступления. Он никогда не показывал диадему Джесс. Он не показывал ее никому, даже Дуэйну, даже родителям. Диадема была тем, что имело отношение только к нему и Кейти. Когда он поступил на службу в полицию Сан-Франциско, он в обход официальных процедур отдал диадему в криминалистическую лабораторию для проверки на наличие ДНК кого-то другого, кроме Кейти. Другой ДНК не было. И Фрост понял, что необходимости исправлять его невинную ошибку нет. С тех пор диадема хранилась в коробке.
Взяв диадему в руки, Истон не просто увидел перед собой лицо Кейти. Он еще увидел и Руди Каттера, улыбающегося ему через стол в Сен-Квентине. То, что Каттер ворвался в воспоминания, привело Фроста в ярость. Скоро вокруг все рухнет. Друзья, родственники, посторонние люди – все возненавидят его. А все из-за часов Мелани Валу. Все из-за того, что он бойскаут, который не может жить с ложью.
Фрост услышал, как внизу звонят в дверь. Удивившись, он посмотрел на часы. Время было позднее. Вместе с Шаком, трусившим рядом, он спустился вниз. Открыл входную дверь, и в помещение ворвался громкий шум ливня.
Женщина, стоявшая на крыльце, промокла до нитки, однако сигарета, торчавшая из ее рта, продолжала дымиться.
– Привет, Фрост.
Это была Джесс Салседа.
Глава 7
– Сегодня мне был один звонок, – сказала Джесс, гася сигарету и без приглашения проходя в дом. – Звонила Камилль Валу. Она в бешенстве. Сказала, что ты отловил ее в ресторане и стал задавать странные вопросы.
– Да уж, так все и было, – согласился Фрост.
– Хочешь рассказать, что происходит?
– Забавно, но именно об этом я хотел попросить тебя, Джесс.
В ответ прозвучал невеселый смешок. Салседа скинула плащ цвета хаки и стрясла капли дождя с шоколадных прядей, закрывавших ее лоб. Сняв мокрые ботинки, она, поеживаясь от холода, прошла в гостиную. Шак, хорошо знавший Джесс, шел рядом с ней. Уперев руки в бока, она устремила на Фроста сердитый взгляд, что совсем не удивило его. Гнев был ее визитной карточкой. Она выросла в мире копов – отец полицейский, бывший муж полицейский, – и стала жесткой, несгибаемой и суровой.
– Хочешь выпить? – спросил Фрост.
– Ага.
Он прошел к бару и налил порцию «Траго Репосадо». Сам он текилу не пил; он держал ее исключительно для Джесс. Та опустошила рюмку одним глотком, вернула ее, и на мгновение они замерли, глядя друг на друга. В доме была тишина, только дождь громко лупил по крыше. Они стояли близко друг к другу, и Фрост, заглянув под маску бесстрастности, по глазам увидел, что Салседа напугана до смерти.
На мгновение захотелось ее поцеловать. Он догадывался, что сейчас и Джесс разрывается между двумя желаниями: ударить его или сорвать с него одежду. Между ними всегда было так. В прошлом году, когда она переживала развод с мужем, они дважды переспали и тут же оборвали связь, так как оба знали, что это глупая затея. Ни один из них не искал любви и не стремился к серьезным отношениям, однако это не ослабляло тот электрический заряд, что проскакивал между ними, когда они оставались вдвоем.
Джесс была грузной и не тратила время на диеты. Кончик ее носа слегка загибался, как клюв у хищной птицы, кожа была цвета меди. Ей перевалило за сорок, и она этого не скрывала. Татуировка в виде розочки высоко на предплечье была единственным намеком на податливость ее брони. Соитие с ней напоминало укрощение тигра.
– Где они? – спросила Джесс.
– Часы? В сейфе.
– Дай их мне.
– Чтобы ты избавилась от них?
– Да.
Фрост покачал головой.
– Извини, Джесс. Ты опоздала.
Их все еще разделяло всего несколько дюймов, как любовников, как профессиональных боксеров. Наконец Салседа с раздраженным ворчанием повернулась, прошла к двери на патио и отодвинула ее. Шак последовал за ней, но когда ему на шерсть стали падать капли дождя, отряхнулся и вернулся в дом. Джесс закурила новую сигарету и выдохнула дым в открытую дверь, однако порыв ветра донес его до ноздрей Фроста.
– Так что произошло? – спросила Салседа.
Он ей все рассказал. О ночном вторжении. О будильниках. О Копернике и надписи на часах. О встречах с Камилль Валу и Руди Каттером, о фактах, подтвердивших историю убийцы. Джесс стояла у двери на патио, курила, слушала, но на Фроста ни разу не оглянулась. Когда он закончил, наступила тишина.
– Столько лет, – тихо произнесла Салседа, как будто существовал закон, ограничивающий призраки в возвращении и преследовании. – Мы еще можем все переиграть.
– Ложью?
– Да. Что на самом деле есть у Каттера? Сестра какого-то панка-грабителя? У нее шаткие позиции. Мы можем сказать, что Руди заказал копию и заплатил девчонке, чтобы она заявила, будто получила часы от своего брата. Ламара нет, поэтому он ее слова не подтвердит и не опровергнет.
– Есть фотографии.
– Тогда мы скажем, что они фальшивые. Камилль будет придерживаться своих показаний, да и я тоже. Мы выиграем. Фрост, ни один судья не захочет выпускать этого типа. Это может повредить перевыборам.
Истон покачал головой.
– Я этого не сделаю.