– С гранатой? – удивился Арс.
– В смысле, с гранатом. Это овощ такой. Эти изваяния мы не увидим, поскольку спешим на праздник.
На одной из площадей пришлось объезжать привязанного к статуе крылатого коня. Он был большим, цвета расплавленного золота и сердито бил копытом. Из ноздрей коняги летели багровые искры.
– Погас, – сообщил Обристоний, не дожидаясь вопросов.
– Кто погас? – не понял Рыггантропов.
– Коня так зовут. Он принадлежит великому герою Пресею, который сумел взнуздать жеребенка из стада огненных лошадей. В обычном состоянии они целиком из пламени, этот же, как видите, большей частью обычный. Поэтому его и зовут Погас.
Показалась гавань, маяк на молу и несколько причалов.
Только у одного стоял корабль, длинный и блестящий, покрашенный в белый цвет и с двумя рядами весел. На нем наблюдалась суета, по сходням таскали тюки и бочонки, несколько воинов с обнаженными мечами вели закутанную в темное покрывало женщину.
– А это принц Пэрисий похищает жену нашего царя Полено, – сообщил Обристоний. – Вон она, видите? Он ее украдет, увезет в свою Крою, а потом начнется страшная война и куча народу погибнет.
– А чего же никто не пытается его остановить? – спросил Арс.
– А зачем? – пожал плечами староста. – Боги изрекли волю через оракула, и нет смысла ей противиться. Ведь в конечном итоге все будет хорошо. Так что все исполняют свой долг и стараются получить удовольствие. Думаешь, очень нужна Пэрисию эта Полено? Не зря же ее так прозвали.
– Что, страшная? – влез Рыггантропов.
Обристоний строго посмотрел на двоечника:
– Она самая прекрасная женщина на земле. Потому что боги обещали царю Махалаю, что именно такая дочь у него и родится. А косоглазие, редкие волосы, сальная кожа и прочие мелкие недостатки не в счет. Понял?
Судя по вытянувшемуся лицу Рыггантропова, такая концепция обращения с реальностью была ему чужда.
– Вот мы и приехали, – сообщил староста. – Это стадион.
Топыряк обнаружил, что они выехали на огромную, забитую телегами площадь, а дальше поднимается высоченная закругленная стена с дырами. Перед ней стояла будка, над которой болтался яркий транспарант: «На матч «Спартанское Мясо» – «Сиракузская Рыба» билетов нет!»
Внизу маленькими буквами было приписано: «Касса».
Надпись, похоже, имела сакральное значение.
– Берите вашего друга и пошли, а то все скоро начнется, – сказал Обристоний и спрыгнул с телеги.
Только тут Арс понял, что ритмичный рев, похожий на шум моря, на самом деле – гул, вырывающийся из многих тысяч глоток.
Лавируя между телегами, они прошли всю площадь, затем миновали цепь мрачных стражников с резиновыми мечами и оказались в тени стадиона. Обристоний направился к одной из дыр, что оказались дверными проемами, в каждый из которых прошел бы тролль на ходулях.
В широком тоннеле окунулись в прохладу. Топыряк увидел впереди яркий свет, усыпанное песком поле и ряд кубических штук, похожих на…
– Сюда, пожалуйста, – попросил Обристоний.
Свернув в дверь, обалдевшие от обилия впечатлений студенты оказались в большом зале. У стен стояли лавки, а на них сидели люди с копьями, но без кольчуг.
– Берите их, – проговорил староста, отступая в сторону.
Только похмельем, общим одурением и влиянием выпитого с утра вина можно объяснить то, что никто не оказал сопротивления. Арс моргнул, Рыггантропов приподнял надбровные дуги, а Тили-Тили взмахнул ушами. Но это случилось к тому моменту, когда все трое оказались закованы в кандалы.
– Эй, что происходит?! – воскликнул Топыряк. – Ты нас обманул!
– Неправда, – покачал головой Обристоний. – Ложь – грех. Мы на самом деле очень любим путешественников.
– Вы хотите обратить нас в рабство?
– Ни в коем случае! – Лицо старосты отразило обиду вегетарианца, обвиненного в том, что он заказал в ресторане мясное ассорти. – Как мы можем поступить с вами так плохо?
– Тогда к чему все это? – потряс кандалами Арс.
– Боги относятся к нам хорошо. И мы тоже относимся к ним хорошо. Поэтому часто приносим жертвы. И для этого людей всегда не хватает, да и своих, даже рабов, жалко отдавать.
– Но мы маги, типа, – сказал Рыггантропов.
– Да, это проблема. – Обристоний задумчиво почесал в бороде. – Но ничего, у нас есть способ ее решения.
– И какой, в натуре?
– Специальный мужик с колотушкой, который подкрадывается к будущим жертвам со спины.
Арс успел только приоткрыть рот, и тут его шарахнули по затылку.
В голове зазвенело, и мир провалился в глубокую чашу, наполненную темной водой.
Белые бегемотики порхали, натужно жужжа и усердно работая стрекозиными крылышками. Глаза их были выпучены от натуги, толстые ножки болтались, словно шланги.
Некоторое время Потом Вытек наблюдал эту впечатляющую картину, а затем все испортила пришедшая в голову здравая мысль: «Этого не может быть!»
– А ну, сгиньте! – Чрезвычайный и полномочный посол помотал головой, и бегемотики полопались.
Вместо них объявились феи, крошечные, лиловые, но очень сексуальные.
– Это вы нам, ваша чрезвычайность? – осторожно спросил капитан Эверст Сиреп.
– Нет! – рявкнул Потом Вытек. – Видишь, они порхают вокруг меня! Прочь! Кыш! Улетайте!
И он замахал руками, отгоняя фей.
В Лоскуте Утопия занималось туманное утро. Столь же туманное воспоминание о том, что существует такая неприятная и скучная штуковина, как объективная реальность, возвращалось в головы гостей из Ква-Ква. Возвращалось с трудом, и стражники ошалело таращились по сторонам, пытаясь разобраться, что именно из представшего их глазам – реально, а что – нет.
Посол усилием воли попытался отогнать иллюзии, но добился лишь того, что превратил фей в летающие блюдца с черными перепончатыми крыльями.
– Хватит! – сказал он, поднимаясь на ноги. – Этот туман отравляет рассудок! Но у нас есть Долг!
Это слово он произнес так, словно в нем было пять заглавных букв.
– И мы должны его исполнить, – продолжал вещать Потом Вытек, стараясь не вспоминать о вчерашней вечеринке с участием большого количества самокруток, барабанов и чудного пения. – Защитим грудью родной город! И для этого доберемся…
Стражники слушали посла примерно так же, как первоклашки – учительницу, решившую поведать им о логарифмах. Они глядели по сторонам, чесались, ловили что-то невидимое в воздухе.
– С ними не так нужно, ваша чрезвычайность, – сказал Эверст Сиреп, когда посол замолк. – А ну, встать! Смирно!