– Ну что, какой план? – спросил кусок темноты, на самом деле являющийся Стукнутым Черным.
– Идем и всех убиваем, – ответило ему облако чесночного запаха, ночная ипостась Старого Осинника.
– Нет, надо подкрасться тихо и незаметно, – возразил Агрогорн.
– А ты уверен, кхе-кхе, что мы это сможем?
– В молодости я воровал эльфиек прямо из дворцов их папаш, – гордо заявил хозяин «Сломанного меча», – а у эльфов слух – не чета людскому.
– Но ты тогда выглядел немного худее, – заявил Чапай, в очередной раз проводя точильным камнем по лезвию сабли.
Действие это было в основном данью привычке, так как заточить чудовищно длинное и тяжелое лезвие, покрытое царапинами, сколами и пятнами ржавчины, не смогли бы и боги.
– Это верно, – согласился Агрогорн. – Но все равно, зачем врываться? Можно убить их всех по очереди, растягивая удовольствие.
– Такой подход мне нравится, – Старый Осинник с кряхтением распрямился. – Ну что, пойдем?
Оазис, принадлежащий осасинам, угадывался в темноте шелестящим бесформенным пятном.
Глядя на него, герои не гадали, где находятся часовые, не вслушивались, не вглядывались и не принюхивались, пытаясь определить их местоположение. Благодаря длительному опыту ведения боевых действий, они просто и без сомнений ЗНАЛИ, каким образом размещены посты.
Поэтому Чапай испытал настоящее потрясение, когда в удобной темной ямке за кустами, где полагалось сидеть дозорным, не обнаружилось никого.
– Вот беляки проклятые! – прошептал он сердито, тыча саблей в заросли. – Куда делись-то?
– Беляши? – удивился Старый Осинник, за десятилетия охоты на вампиров утерявший слух. – Они тут при чем? Или ты есть хочешь?
– Тихо вы, – прервал занимательную беседу Агрогорн. – Двигаем дальше. Около шатров наверняка есть дозорные…
И они поползли сквозь набитую листьями и стволами тьму, как большие и почти бесшумные (а все проклятый артрит) тени. Но около шатров оказалось так же пусто, никто не охранял становище осасинов, точно свирепые воины пустыни вместе со своими гаремами и сокровищами улетели в небеса.
Не ожидавшие такого подвоха герои в замешательстве остановились.
– Никого нет, – с разочарованием в голосе сказал Долговязый Эрик, чьи мозги в боевой ситуации начинали работать чуть быстрее.
– Надо разобраться, кхе-кхе, – проговорил Стукнутый Черный. – Вон там шатер для молодых воинов, еще не заслуживших право на собственный гарем. Там точно кто-нибудь есть. Пойду притащу языка.
– Отлично, беляши с языком – это самое то, – понял все по-своему Старый Осинник. – И горчички прихвати…
Стукнутый Черный растворился во тьме, но довольно быстро вернулся, волоча за собой связанного осасина.
– Давай его допросим, – оживился Долговязый Эрик, любивший всякие шалости с использованием щипцов, раскаленных иголок и маленьких, украшенных гравировкой тисков.
Особый ужас допроса в исполнении Долговязого Эрика состоял в том, что герой сначала начинал пытать, и только через час-другой вспоминал, что нужно задавать вопросы.
– На твои шутки у нас нет времени, – прорычал Агрогорн. – Эй, ты, молокосос, ты понял, кто мы?
Глаза начинающего осасина, полные гашишного тумана, слегка выпучились.
– Отлично, нам не придется тратить время на объяснения, почему тебе лучше быть покладистым и разговорчивым.
Осасин кивнул, Агрогорн вытащил у него изо рта кляп.
– Где вы держите пленника?
– Никто не в силах удержать Муад Диба, когда он прыгает по пустыне на задних лапках…
– Что? – Агрогорн вытаращил глаза, став похожим на страдающую запором гору. – Что это за бред?
– Он пришел, и рассказал о том, что будет, – продолжал осасин, истово сверкая глазами и брызжа слюной, – слова его были как мед, как молоко…
– Обкурился, собака. Эх, молодежь, – сказал Чапай уныло. – Дозу и ту не могут правильно рассчитать. Дай я ему голову отрублю, что ли?
– Брось, – Агрогорн небрежно запихал кляп на место и швырнул осасина в кусты. – Придется потолковать с их вождем.
Шатер главного осасина обнаружился на положенном месте. Герои, прорезав в нем аккуратную дыру, забрались внутрь.
Муслим Беспощадный успел оторваться от кальяна и повернуться на раздавшийся от стенки шорох. Затем шейх обнаружил, что в живот ему упирается что-то длинное, сверкающее, как мост из серебра.
Держащийся за другой конец «моста» белобрысый верзила улыбался.
– Где пленник? – прохрипел Старый Осинник, обрушив на шейха волну чесночной вони, по мощи сравнимую с химической атакой.
– Я его отпустил, – ответил Муслим Беспощадный, осознавая, кто заглянул к нему в гости, и покрываясь «гусиной кожей».
По сравнению с этими стариками самый злобный из осасинов выглядел невинным ягненком.
– Что? Я не верю своим ушам! – пророкотал Агрогорн. – Не вырезал ему кишки? Не отдал на съедение термитам? Не бросил в яму со скорпионами?
– Нет, отпустил, – шейх ощутил, как краска стыда медленно заливает его щеки.
Подобное случилось первый раз за последние сорок лет, и непривычное к такому лицо неистово зачесалось.
– Он говорил что-то такое, что растопило сердца моих воинов, – сказал Муслим. – Они стали мягкими, как вода, и все обкурились гашиша. Но завтра мы отправимся в набег, будем убивать, грабить и насиловать до тех пор, пока кровью не смоем сегодняшний позор…
– И ты даже не ограбил его? – уточнил Стукнутый Черный. – Кхе-кхе.
– Нет, – шейх опустил глаза. – Наоборот, я его одарил. Вы найдете следы верблюда к право-западу от стойбища.
– Пойдем отсюда, – Чапай наморщил нос, – а то что-то духами запахло…
– Да, – Агрогорн покачал головой. – Я думал, что остались в этом мире настоящие злобные ублюдки. Неприятно сознавать, что я ошибался.
Он сплюнул на ковер и вслед за соратниками вышел из шатра.
Муслим Беспощадный вздохнул и потянулся к кальяну.
* * *
Свирепое шипение Тили-Тили вырвало Арса из дремоты.
Путешествие по пустыне Капец длилось второй день, и интересным его назвал бы только фанатичный любитель скорпионов, змей и ящериц или поклонник пейзажей, состоящих из песка.
– Чего ты? – спросил Топыряк, зевая, да так и замер с открытым ртом.
Впереди, как прыщ на заднице, торчал оазис, а от него к студентам мчались, махая саблями, всадники в черных накидках.
– Алля! Илля! – ветер доносил свирепые крики.
– А, осасины, типа, – Рыггантропов кивнул, точно увидел старых знакомых. – Они же вахабитлы.