Вместо эпилога, или Игра в поддавки
Долго горевал Фима-Три. Старый он теперь. Один живет. У старика пенсии нету. Он ее и не добивался. Стаж-то у него только тюремный, за четверть века… С чего живет? А промышляет. На Привозе. Костюм отпарит, оденется прилично: шляпа, галстук-бабочка, трость, перчатки. Сумку в руку — и пошел по рядам. Ходит медленно, степенно, солидно, смотрит ястребом, а как заметит, что продавец зазевался, — хвать яблоко — и в сумку, хвать грушу — и туда же… Все по одному берет: бурачок, морковину, луковицу, редьку, картошину или еще что. Много ли ему надо? Уверен, что воровством кормится, горд этим…
А на деле все не так. Все его знают как облупленного, знает весь Привоз, что берет только по одной штучке. Увидят, что подходит Фима-Три, — для блезиру отворачиваются, дают у себя украсть, в поддавки играют. Пусть берет себе! Не жалко, живая легенда же…
Ну вот, пиво допили, домой пора. К Фиме зайду, ухи ему сварю… Просил он…
Александр Беренштейн
Химия и мы
Мы живем в пределах фоновых значений. Главное — не пропустить сообщения в газетах. Если в неблагоприятный день, при погоде четвертого медицинского типа, съесть продукт с нерекомендованным количеством нитратов — последствия могут быть непредсказуемыми, несмотря на то что содержание цементной пыли в воздухе соответствует норме.
О погоде уже не говорят — за ней следят с цифрами в руках. На человека, не знающего, что такое ПДК азота в атмосфере, смотрят как на обреченного и прощаются с ним навсегда. Природа открылась нам с новой, неожиданной стороны. Знание химии получает прикладное значение. Каплю яблочного сока можно удалить с платья лишь вместе с тканью. Под дождь попадают как под машину: ощущения разные — результат тот же. В одну и ту же реку нельзя войти дважды. Разговоры старушек похожи на заседание ученого совета. Дети играют в войну и предателей кормят вареньем из радиоактивной клубники.
Все престижней становится профессия эколога: за ней будущее, впереди — неизвестно что. При обмене жилплощади преимуществом пользуются квартиры с видом на колодец. В фильмах достоверно выглядит сцена, где молодые люди, желающие иметь потомство, не раздеваются даже при закрытых окнах. Кое-где работники науки снимают два урожая в год, и оба на пленку. Торжествуют узнавшие всю правду об овощах. Остается узнать всю правду о виновниках торжества.
Лучшее время
Петр Семенович Жупиков узнал, что за ним охотится киллер — наемный убийца. За голову Петра Семеновича давали двадцать семь долларов.
Первая реакция Жупикова была естественной — обида. Почти за так готовы угробить, бесплатно, — неужели он такое ничтожество! И почему, собственно, его в расход, зачем? Мысленно перебрав месяц за месяцем свои прошедшие года, Жупиков не обнаружил ничего особенного, имеющего отношение к последним событиям. Все как у всех, а то и того меньше.
Между тем жизнь его становилась довольно напряженной. По дороге на службу с ним пытался сблизиться самосвал. Потолок в булочной рухнул немногим позднее того, как Петр Семенович совершил покупку. Пища в столовой была отравлена сильнее обычного. «Что это он так старается за двадцать семь долларов?» — думал Жупиков, вынимая из почтового ящика пакет со взрывчаткой.
Несмотря на определенные неудобства, Петр Семенович ощутил некий смысл и динамику, которые обрело его существование. Утром он вскакивал с постели решительный и твердый. Делал зарядку, тщательно утюжил брюки, подбирал галстук, не сомневаясь: расписание впереди плотное.
Он стал заметен среди сослуживцев. А как смотрели на него женщины — это надо было видеть! С работы его отпускали пораньше.
Как-то раз Жупиков рыбачил за городом. Вернувшись домой, он поймал себя на мысли: лодка не пошла ко дну. Когда же лестница в парадном оказалась неподпиленной, Жупиков понял: что-то случилось. И хотя он по-прежнему не подходил вечерами к окну и посылки от тети вскрывал на пустыре, становилось ясно: все вернулось на круги своя.
Он так и не узнал, кто и чего ради торопился отправить его в мир иной, но с грустью отметил, что в его жизни явно стало чего-то не хватать…
Историю, как правило, делают люди, которые не могут ничего больше.
Это был первый руководитель, который, выступая, говорил глупости, а не читал их.
Клановое ведение хозяйства.
Мы наш, мы новый миф построим.
Фанатизм — это огонь, в котором гибнут сомнения.
Сколько людей, о рождении которых можно было сообщать в сводках происшествий.
От великого до смешного — одна экранизация.
Спрос на дураков никогда не превысит предложения.
Возлюби ближнего своего — не выходи за него замуж.
Любовь — это болезнь, при которой больные ухаживают за здоровыми.
Первая женщина была создана из ребра. Вторая сказала, что это уже не модно.
Научился читать чужие мысли — и теперь на всех обижается. Никто не понимает почему.
Человек проявляет интеллигентность не надевая шляпу, а снимая ее.
Шутка — как пароль: своих узнаешь по отзыву.
Мерзавец. Но способен на большее.
Над этой книгой вздремнуло не одно поколение читателей.
Нет дамы без огня.
Земля — это то, что все время вертится у нас под ногами.
Упрямей факта только сплетня.
Хорошим поэтом надо родиться. Плохим — не надо.
Взаимности легче всего добиться ненавистью.
Бывает, опыт приходит так поздно, что не застает человека.
Не спеши радоваться, если ты пошел в гору: может, это Голгофа.
А может, Земля — это пробный шар?
Прошлое — это будущее, прошедшее испытание временем.
Претворенная в жизнь глупость уже не глупость — а свершение.
Любовь не передается половым путем.
Не нужно бояться будущего — очень скоро оно станет прошлым.
Государство часто путает себя с Родиной.
Казнь через повышение.
Государству нельзя противостоять, но можно не брать с него пример.
Прогресс — это евроремонт в пещере.
Водкой обычно разбавляют жизнь.
Александр Бирштейн
Сюрприз
Из цикла «Жуковского, 13»
Тетя Аня обиделась на тетю Марусю за то, что та ее шваброй обозвала. Кстати, не в первый раз. Ничего особенного…
Но злая на Марусю тетя Аня повстречала во дворе мадам Берсон. А мадам уже три дня ни с кем не скандалила и очень боялась потерять квалификацию.