— И что ты собираешься делать? — от удивления Шнор проглотил чипс и теперь сидел, со скорбной миной ожидая последствий.
— Пойду в Норы, попробую его выследить, — похоже, что пожимание плечами начало входить у Топыряка в привычку, — Торопливые, они ведь собственную задницу найти не могут. Вдруг мне повезет больше?
— Тебя там прирежут! — авторитетно заявил Нил. — Или ограбят! Или изнасилуют!
Перспективы выглядели невеселыми.
— На слежку могу отправиться я, — неожиданно вступил в беседу Сигизмунд. — Козл… в смысле, четырехногому рогатому копытному ночью на улицах гораздо безопаснее, чем человеку! Ограбить меня трудно, на изнасилование никто не покусится, и потом, попробуй-ка, догадайся, что я разумный! На меня обратят внимания не больше, чем на какую-нибудь мышку…
— Все же побольше, — встрял честный Орин. — Ты покрупнее мышки будешь.
— Это неважно! — гнул свою линию козел. — И еще бегаю я много быстрее любого из вас.
— С этим поспорить трудно, — Арс вздохнул. — Так что я думаю — мысль хорошая. Отправляйся сегодня же…
— Ха-ха! — Сигизмунд победоносно потряс бородой. — А теперь не угостите ли меня для храбрости пивом?
— Вымогатель, — с тоской выговорил Арс, но подтолкнул почти полную кружку к козлиной морде. — Пей, но только смотри, не подавись!
— Ты факелы взял?
— Так точно!
— А веревку?
— Зачем нам веревка?
— А на всякий случай! Да, и мыло не забудь!
Разговор этот, полный почти сакрального смысла, происходил в здании городской стражи, что на улице Тридцатисемилетия Отрытая Канавы. Специальный дозор под предводительством лейтенанта Поли Лахова собирался отправиться на ночное патрулирование.
Ну а лейтенант, которому таскаться во тьме по Норам совсем не хотелось, оттягивал время выхода как только мог.
— Принес веревку?
— Так точно! — отвечал несколько удивленный действиями начальника сержант Васис Ргов. — И мыло. И пилу!
— А пилу зачем?
— На всякий случай!
— Ну мы пойдем или нет? — сердито спросил сержаш Калис, который по случаю смертельно опасной экспедици нацепил лучшую юбку и сделал пожертвования в храме божества смерти Вяжи.
Что-то вроде предварительного звонка — ждите, скоро буду.
По верованиям обитателей Лоскута Низкие горы, откуда происходил Калис, после смерти его ждало нечто похожее на обычную земную жизнь, только чуточку получше.
— Идем-идем… — рассеянно кивнул Лахов. — А…
Он хотел спросить про то, взяли ли крем для полировки шлемов, но взглянул на раскрасневшееся от гнева лицо Калиса и решил воздержаться.
Специальный дозор выбрался на улицу. Нагруженный при этом таким количеством барахла, что вздумай Торопливые погнаться за страдающей ревматизмом улиткой, у нее был бы шанс ускользнуть.
Впереди хищной походкой, положив ладони на рукояти спрятанных под плащом арбалетов, двигался Калис. За ним томно вышагивал Лахов, в каждой руке держащий по факелу и вздрагивающий от любого шороха.
Замыкал шествие Ргов, шатающийся под тяжестью веревок, мыла, спасательных кругов и прочих жизненно необходимых для ночного патрулирования вещей.
— А кого мы, собственно говоря, ловим? — поинтересовался он после того, как стражники пересекли реку.
— Парня с большим светящимся мечом! — ответил лейтенант. — Такого трудно не заметить…
До переулка Потерянной Добродетели путь был неблизкий, и Торопливые преодолели множество улиц, площадей и просто проемов между домами. С определенного момента Ргову стало казаться, что за ними идет еще кто-то. Прислушиваясь, он улавливал некий топочущий звук, такой частый, словно преследователь имел не одну пару ног, а куда больше.
— Сержант, что ты все время оглядываешься? — спросил Лахов дрожащим (от вечерней прохлады, разумеется) голосом.
— Да мне кажется, что там кто-то есть, — ответил Ргов жалобно. — Так и пялится в спину, подлюка! Может повернем, проверим?
«А за подлюку ты мне ответишь!» — подумал затаившийся во мраке козел Сигизмунд, чей путь неожиданно пересекся с маршрутом Торопливых.
— Э, не стоит, — лейтенанта наполняла решимость не связываться с чем-то, прячущимся в темноте. — А то можем не успеть поймать преступника! Но ты гляди в оба, сержант!
«Интересно, чем? — подумал Васис. — Затылком, что ли?» Чуткие его уши опять уловили перестук за спиной.
В любом уважающем себя районе, причисляемом к почтенному, хотя и несколько грязноватому семейству трущоб, есть то, что обычно называют притонами. Это расположенные в подвальных помещениях забегаловки, где собираются только свои, а чужак вызывает такое же внимание, как утонувший корабль на дне морском.
Пристальное, но недолгое.
В Норах имелось множество притонов, но главным из них считалось расположенное на Пустопорожней улице заведение, носящее скромное название «Пельменная» (тем более загадочное, что пельменей тут не подают). Это был не просто притон, а притон в квадрате, и его тусклые огни, отражающиеся в темных водах реки Ква-Ква, притягивали к себе преступных элементов сильнее, чем лампа — ночных мотыльков.
Вечера там проходили бурно, с кровавым мордобоем и женским визгом. В чадном полумраке периодически сверкали ножи, а в особо удачные ночи из «Пельменной» выносили по несколько тел. Чтобы предать их неторопливым речным волнам.
В этот вечер (вечер в понимании обитателей Нор — где-то с полуночи и до рассвета, дальше наступает ночь) в «Пельменной» было удивительно тихо. Заглянувший внутрь случайный прохожий (явление, вероятностью приближающееся к тому, что орхидея вырастет на Северном полюсе) увидел бы взгромоздившегося на бочку оратора и собравшуюся вокруг него толпу.
— Айда, братва! — размахивал волосатыми ручищами медвежатник по прозвищу Топтыгин. — Чтобы какой-то лох нами помыкал? Зуб даю, что мы его отловим и трепку зададим!
— Ага! Вперед! Мочи козлов! — нестройно загудела толпа, представляющая собой отличную выставку того, что называют преступными элементами. Тут имелись грабители, воры и убийцы, изготовители липовых документов и фальшивых денег, ловкие карманники и виртуозные шулера.
Чем-то это все напоминало сборище змей в брачный период.
В первую очередь — исходящей от них опасностью
— Нет светящимся мечам! — налитые кровью глазки Топтыгина свирепо посверкивали, а кулак размером с подушку был плотно сжат. — Поймаем этого Убийственного Сапога и открутим его голову!
— А разве у сапог есть головы? — робко спросил вор, известный как Веревочный Билл. Прозвание он получил за умение ловко управляться с веревками и окнами в верхних этажах богатых домов. После визита Билла хозяева обычно вставляли в них решетки (если оставалось, на что).