Сердце Льва - 2 - читать онлайн книгу. Автор: Феликс Разумовский cтр.№ 64

— Ну ты даешь, точно в цвет попала, — Андрон крайне удивленно трогал все эти сказочные сокровища, ликовал в душе, а Клара улыбалась снисходительно и посматривала на него как на ребенка.

— Забыл, что у нас все сидели через одного? Было у кого спросить.

Потом перестала улыбаться и крепко, вся дрожа, в каком-то исступлении прижалась к нему.

— Господи, Андрюша, Андрюша.

Соскучилась.

И полетели стремительно короткие три дня. Семдесят два часа. Четыре тысячи триста двадцать минут. Двести пятдесят девять тысяч двести секунд. С блаженными улыбками, с сердечными разговорами, задавленными слезами и крепкими объятьями. Только теперь уж так, чтобы без змеи по ноге…

Однако все хорошее заканчивается быстро, вот и пошел на убыль семдесят второй часок.

— Я вообще-то, Андрюша, заехала проститься, — как-то очень невпопад, совсем некстати сказала Клара, вздохнула тяжело и присела на кровать. — Меня в Америку приглашают. В Хьюстоновскую академию… Вроде как на время, но думаю, на совсем. Останусь, устала от объятий родины. Мы ведь, Андрюша, не живем… Вот, — она вытащила глянцевую, загодя приготовленную бумагу с адресом, протянула Андрону. — Только не исчезай…

И свидание закончилось. Глядя на тюремщиков гордо и презрительно, Клара направилась к КПП, а Андрон, подавленный и злой, понес харчи и шмотки в семью. Настроение у него было тошнотворное — Кларина кровавая змея кусала его в самое сердце.

А лето между тем все набирало силу. Распускались, зацветали лютики-цветочки, на полянках наливалась соками первая клубника (не путать, клубника — лесная ягода), урожай обещался быть знатным, а закупочные цены низкими. Все в природе, казалось, дышало миром и гармонией. Однако только не в окрестностях Южного кладбища. Неподалеку от него, на свекловичном поле, готовились к битве. Противоборствующие рати числом до сотни воев осыпали друг друга руганью, грубой, площадной, черной, матерной, потрясали арматуринами, камнями, дубинами, самодельными луками и самопальными пращами, призывали на головы врагов гром, град, молнию и ментовский беспредел. Наконец заорали, завизжали, сошлись. Загуляла арматура по завшивленным башкам, полились ручьем кровь, пот и слезы, затрещали косточки под дубинами и камнями. И все это под ласковым летним солнышком. Брат на брата, россиянин на россиянина. Товарищ по несчастью на товарища по несчастью. Не гражданская война — бомжовская. А преамбулой к военным действиям был тот печальный факт, что бомжи, живущие на свалке, оборзели и поспешили объявить гигантскую гору мусора своей исконной законной вотчиной, куда вход бродягам-бомжестановцам заказан. Вобщем лишили своих братьев по несчастью куска хлеба.

— Ах вы суки, — сказали бомжестановцы и пошли на вы — с дубьем и арматурой. И вот печальный результат — расплющенные носы, выбитые зубы, оторванные уши. Но это еще цветочки. А вот размозженные черепа, проткнутые животы, выдавленные глаза… Не один безвестный холмик с порядковым номером вырос на Южном кладбище. Однако всем этим дело не ограничилось. Как всегда с опозданием, но с гамом и сиренами, приехала милиция — народная, рабоче-крестьянская. Погромила шалаши, навесы и землянки, крепко похватала всех правых и виноватых и, попинав ногами бомжей и со свалки, и с Бомжестана, поволокла их в приемник-распределитель на расправу — получать отмеренную законом пайку — два года зоны за бродяжничество. Вот так, перед советской властью все равны. Будь ты хоть из Бомжестана, будь ты хоть со свалки. Красная Фемида уроет… то есть уравняет всех.

И в результате всех этих катаклизмов сгинул бомж Ливер, то ли пал смертью храбрых, то ли менты побрали при зачистке.

— Эх, жаль, — убивается вслух Тим, — как теперь найти полянку с сатанистами. А так посмотреть хочется…

— Да я вообще-то знаю, где она, — сразу воодушевился Рубин, и глаза его загорелись исследовательским блеском. — Там еще валун стоит, огромный. Памятник эпохи оледенения. И в него перманентно бьют молнии, не иначе какая-то аномалия.

На какое-то время он превратился из негра-землекопа в доктора каких-то там наук.

— Вы, ребята, кончайте страдать фигней-то, — сразу встрял в разговор Дыня, сплюнул и покрутил пальцем у лысого виска. — Что, захотелось приключения на жопу? Большого и последнего?

И он рассказал страшную непонятную историю, которую без поллитра, да и с поллитром пожалуй хрен разберешь. Лет пять тому назад работал на кладбище гранитчик один с кликухой Штифт — жадный, занудный и тупой, словно валенок. Так вот, он положил мутный свой глаз на тот гром-камень, в который и бьют постоянно молнии — как же, гранит голимый, притом немеряный. А ну как расколоть его да наделать памятников! Вобщем Штифт этот с еще одним мудаком, приятелем своим, достал тола, детонатор да и взорвал гром-камень. Да только, видно, не рассчитал — тот даже и не треснул, а просто отошел на пару шагов в сторону. «Ах ты сука!» — Штифт с корешом его опять толом, да только детонатор пшик — и не сработал. А другого-то нет. «Ладно, падла, мы тебя завтра», — решили Штифт с мудаком своим и убрались, а на другой день поперлись на поляну снова. И все, ни ответа, ни привета. Ну наши-то подождали их, подождали, да и сами двинули на выручку.

— А на поляне… — Дыня вдруг замялся, проглотил слюну, и всегда бесстрастное лицо его задрожало от страха, — камень на своем месте, а из-под него ноги торчат Штифта и его приятеля. Будто валун вернулся сам по себе да еще обидчиков придавил. Вобщем чудеса, сплошные непонятки. С тех пор, кто с головой дружит, на поляну — ни ногой. Та еще аномалия. Замочит враз.

Однако Тим с Рубином пошли. И даже не потому, что не дружили с головой, просто достало однообразие бытия — могилы, лопаты, покойники в брезентухе, блудливое шелестение денег, кои, как известно, хоть и не пахнут, но все равно воняют мертвечиной. А потом, как-никак, исследовательский интерес. Один без пяти минут кандидат наук, другой — заматеревший докторище. Словом, не послушали мудрого Дыню. Как же, живые сатанисты. В хороводе, при костре, вокруг гром-камня. А у Тима в голове еще имена звучали, громко так, интригующе — Брюс, де Гард, фон Грозен. Вобщем пошли…

Последняя пятница июля выдалась мозглой. Было тепло и сыро, словно в гадюшнике. С неба падал занудливая морось, под ногами чавкало, лес напоминал замшелый предбанник.

— Ну, блин, то гробы, то грибы, — Рубин с усмешечкой пнул поганку, сплюнул и повернулся к Тиму. — Погодка, а? Ничего, скоро уже придем.

Они даже не заметили, как начался сухостой. Собственно, все одно — мокрые, иссиня-черные, словно обгоревшие, стволы. Ноги как бы плыли в стелящейся по земле редкой дымке. Идти приходилось по щиколотки в ней, словно по мутному ручью. Что-то странное было в этом тумане. Он полностью игнорировал ветерок и никак не реагировал на идущих людей, не образуя никаких завихрений. Или это только казалось? Частицы тумана двигались подобно чаинкам в стакане, всплывали и пропадали подобно взвешенным в маслянистой жидкости серебристым блесткам. При этом совершенно не признавая законов аэродинамики, не образуя турбулентных следов и не замечая ни воздуха, ни твердых предметов. Казалось, туман этот был живым и существовал сам по себе.