– Второе – вторая вещь, о которой мы говорили.
– Мы говорили о многих вещах, – напомнила я ему.
Нико в несколько кликов и вывел на экран уже знакомый мне лог сервера.
– Кто-то что-то послал? Снова?
– Письмо, два дня назад, в ночь перед тем, как вы отправились в Оазис – этот IP принадлежит к одному из ноутбуков, который тогда еще стоял в этой комнате, – продолжил он. – Письмо ушло на адрес, который теперь удален.
– Может, кто-то связывался с «Рупором»? – спросила я, не пытаясь скрыть горечь в голосе.
Он пожал плечами.
– Повторюсь, самое простое объяснение – обычно самое верное.
Мои глаза слегка расширились.
– Но ты ведь не веришь в это, да?
– Это просто… подозрительно. Лиам представил все так, будто он общался с «Рупором» только лично, так что я не уверен, кто еще стал бы сливать им файлы и почему. Это все бросилось мне в глаза только потому, что это было простое сообщение. Думаешь, это мог быть Коул?
– Я спрошу, – сказала я. – Не знаю, как он связывался со своим отцом.
– Это довольно безопасный способ, – одобрительно сказал Нико. – А Лиам с остальными не пытались скрыть свою деятельность, когда отправляли подборку материалов прошлой ночью.
– Они собрали ее так быстро? – безразлично спросила я. – Что-то из этого попало в прессу?
– Ну… это третье.
Он кликнул по папке на рабочем столе и открыл еще одно новое окно.
– Все эти материалы сейчас недоступны в Сети – цензоры Грея отключили крупнейшие новостные сайты, пока не удалят с них этот репортаж, но фото и видео появляются на тысячах форумов, а также на нескольких сайтах-однодневках, которые «Рупор» запускает в интернет. Они публикуют сотни версий одного и того же сайта с разными адресами и поисковыми словами, вшитыми в код, чтобы по крайней мере один из них появлялся в ответ на поисковые запросы, которые вводит пользователь. Я делал скриншоты всего, что найду на случай, если ты захочешь посмотреть.
В качестве примера он открыл скриншот домашней страницы CNN. Репортаж не просто появился на главной странице, он занимал ее половину: мозаика из фотографий, запечатлевших лагерь снаружи, дети (их лица на фото замазаны), выходящие из спален. Наши спины, когда мы бежали по коридору в те последние моменты, направляясь к двери. Крупнее всего было фото стены с десятками красных отпечатков ладоней, которые, если не всматриваться, можно было принять за кровь. Все это было опубликовано под заголовком «Не Оазис: взгляд изнутри на «реабилитационный» лагерь».
– Еще показали вот это видео, – сказал Нико.
В тот момент, когда загрузился первый кадр, еще на паузе, я точно знала, о чем оно будет.
Моего лица не было видно – Элис снимала все со спины, чтобы запечатлеть детей, выходящих из комнат.
– Меня зовут… – послышался писк, как раз заглушивший мое имя, – я одна из вас. Все мы – такие же, как вы, кроме женщины с камерой. Мы вытащим вас отсюда – увезем в безопасное место. Но вы должны двигаться быстро. Так быстро, как можете, не причиняя вреда себе и другим. Быстро, быстро, быстро, ладно?
Я вцепилась в край стола достаточно сильно, чтобы Нико откинулся на кресле и спросил:
– Я так понимаю, тебя не спросили, прежде чем использовать запись?
– Нет, не спросили.
И это тоже казалось слишком личным – будто это швырнули мне прямо в лицо. Остаток видео составляли нарезки из кадров: связанные СПП с кляпами во рту, их униформа, снятая вблизи, оборудование с наклейками с военной символикой – удачный выбор, чтобы придать ей больше аутентичности.
– Судя по комментариям, которые я читал на разных форумах, похоже, что по крайней мере две крупные газеты подхватили эту историю. Но к моменту, когда я попытался посмотреть телевизионные новости через интернет, ее уже анализировали люди из правительства, указывая на детали, которые, предположительно, доказывают, что это подделка. Ты знала, что они еще и список детей опубликовали? Фотографии и список того, что их родители сделали для Федеральной коалиции?
– Не знала, – ответила я, скрипнув зубами. – Коул это видел?
– Ага, он уже ко мне заходил, – сказал Нико. – Слушай, они там внизу наверняка гладят друг друга по головке за это. Но правда в том, что это не срабатывает. После публикации пошло минут двадцать, и Грей уже зачистил интернет. Кроме того, несколько хостеров полностью отключили. Комментарии на форумах – видишь, как этот? – Он показал на отметку времени. – Оставлен сегодня утром, когда появились экстренные новости.
Пост гласил: «Это отвратительно – все лагеря такие?»
– А два часа спустя, – сказал Нико, – тон комментариев изменился.
«Это, скорее всего, подделка. Все слишком гладко складывается. Я такое на заднем дворе могу снять, если найду пару актеров».
В следующем комментарии было написано: «Тогда как они добыли фотографии детей? Старые стоковые фото? Старые фильмы?»
«Вы никогда не слышали о фотошопе?»
– Многие думают, что это подделка, – вздохнул Нико. – Часть проблемы заключается в том, что у них – то есть, я полагаю, у нас – у нас нет имени, нет названия, которое объединяло бы нас в группу. Мы не можем взять на себя ответственность за это, а потом поддержать ее серией последующих информационных вбросов. «Рупор» занимается только распространением информации, которая уже опубликована третьими лицами; вот откуда взялось их название. И даже у них на счету нет достаточного количества крупных прорывов, чтобы значительная часть обычных людей стала всецело им доверять.
– Но люди, по крайней мере, видели фотографии, – возразила я. Пусть даже Нико вывернул это иначе, в любом случае это была маленькая победа. Потому что теперь, когда другие люди подумают о лагерях, эти фото будет первым, что им вспомнится.
– От этого Термонд не падет, – сказал Нико, и его темные глаза сверкнули. – Я верю в наш план. Это единственная возможность.
– Спасибо, Нико, – кивнул я, пожав его плечо. – Держи меня в курсе, ладно?
Он тоже ответил кивком и снова повернулся к своему компьютеру. Его пальцы летали над клавиатурой. А я вернулась к Толстяку. Он немного повернулся в сторону компьютера Нико с выражением человека, который делает вид, что не подслушивал, хотя слышал все.
– Я удивлена, что ты не работаешь в гараже, – сообщила ему я, усаживаясь на пустой стул рядом с ним.
– Понятия не имею, что ты хочешь этим сказать, – ответил Толстяк, хотя было очевидно, что теперь он представляет всю картину. Или, по крайней мере, ту версию происходящего, которую представил ему Лиам.
– Может, и не имеешь, – сказала я, – но если ты хочешь быть именно там… Я пойму, если ты выберешь сторону Лиама. Все так и сделали.