– Что ж… – протянул Коул, глядя на печальное зрелище этого походного лагеря. – Вы хотя бы попытались.
К нам наконец подошла Люси, ее светлые волосы, заплетенные в косички, разметались по плечам. На девочке была мешковатая толстовка с эмблемой «Форти-Найнерс»
[5], продранные на коленях черные лосины.
– Послушайте, а вы-то, ребята, что здесь делаете? Когда вы ушли из Ист-Ривера?
Вот, черт! Конечно, они ничего не знают. И откуда им было знать. Я взглянула на Лиама, но он смотрел вниз, на вцепившиеся в его руку пальцы Зу.
– Оставим рассказы на потом, – отмахнулся Коул. – Собирайте все, что хотите взять с собой.
– Погоди! Ты о чем?! – воскликнул Лиам. – Притормози! Они даже не знают, во что ввязываются.
Коул закатил глаза, повернулся к детям и хлопнул в ладоши.
– Слушайте меня. Мы были частью группы под названием «Детская лига». Потом президент решил, что хочет уничтожить нас, Федеральную Коалицию и весь Лос-Анджелес. Теперь мы направляемся на север, чтобы обосноваться там и придумать новые веселые способы надрать ему задницу. Есть вопросы?
Томми поднял руку.
– Они разрушили Лос-Анджелес? В смысле, буквально?
– Думаю, время метафор прошло, – ответил Коул. – Лос-Анджелес – это гора горящих обломков. Если хотите – отправляйтесь туда, но военные контролируют границы и шоссе, а еще у них в руках и топливо, и еда, какие там еще остались. А значит, ваша жизнь чертовски усложнится, если вы не найдете себе безопасное место.
Думаю, дети были в самом деле слишком потрясены, чтобы плакать. Они обменялись ошарашенными взглядами, явно пытаясь осмыслить услышанное.
«Жизнь впроголодь этому тоже не способствует», – подумала я, глядя на то, как из-под промокшей от дождя рубашки Кайли торчат ее тощие бедра.
– А там, куда мы пойдем, безопасно? – спросил Пэт.
– Скажи им правду, – резко сказал Лиам. – Возможно, это действительно будет безопасное, надежное место, но у нас всегда будут мишени на спине. Ты никогда ни делаешь ничего просто так, по доброте душевной. Так в чем же подвох, а, Коул? Они пойдут с нами и должны будут драться? Они будут отрабатывать еду и постель?
– Ну, если смотреть на вещи реалистично, мы все будем довольствоваться спальным мешком, – бросил Коул, и в его голосе слышалось раздражение, – но никакого подвоха нет. Если они захотят обучаться, мы будем их обучать. Если они захотят драться – кто я такой, черт побери, чтобы их останавливать? Но мне кажется, что эти дети уже многим пожертвовали, чтобы узнать наконец о причинах ОЮИН и «лекарстве» от этого. И еще мне кажется, что им самим будет непросто найти другую группу, которая поможет вернуться к родителям.
– Не манипулируй ими, заставляя думать, что это…
– Что? – тихо спросила я, отводя его в сторону. – Единственный способ выжить? Лиам… Я понимаю, что сражаться опасно, но и жизнь, какую они ведут сейчас, тоже опасная, верно? Болеть, голодать и все время находиться в бегах? Им необязательно оставаться на Ранчо. Если они захотят, мы их отпустим, как только придумаем безопасный способ это сделать.
Его лицо исказилось от боли: если Лиам с трудом свыкся с мыслью, что во время операций Лиги меня могли схватить, получится ли у него смириться с такой же судьбой для Зу? Неважно, как сильно Ли хотел бы увидеть освобожденные лагеря, узнать, что лекарство действительно существует. Первое, о чем он думал всегда, это о том, чтобы самые дорогие ему люди были в безопасности.
– Когда все это закончится, – сказала я, и мой взгляд метнулся в сторону Коула, который помогал другим детям, усердно собиравшим свои вещи, – мы сможем отправиться куда захотим. Разве это того не стоит? Единственный способ гарантировать ее безопасность – взять Сузуми с собой. Так мы сможем позаботиться о ней.
Нам вообще не следовало ее отпускать.
Парень шумно вздохнул.
– Эй, Зу, как насчет того, чтобы помочь нам устроить небольшую заварушку?
Она подняла на него взгляд, потом посмотрела на меня, насупив брови и сосредоточенно задумавшись. Потом Зу пожала плечами, словно говоря: Конечно. Все равно больше заняться нечем.
– Порядок, – выдохнул Лиам, и я почувствовала, как спадает напряжение. Одной рукой парень обнял за плечи меня, а другой – Зу, и мы пошли туда, где ждали нас остальные. Это знакомое ощущение давало твердую почву под ногами – словно я, наконец, снова обрела связь с окружающим миром. – Тогда – порядок.
Когда мы вернулись к машинам, Толстяк и Вайда уже стояли там, прислонившись к нашему грузовику – каждый со своей стороны. Но если Толстяк чуть ли не подпрыгивал на месте, обрушивая на Зу сотни вопросов и не дожидаясь ответов, Вайда молча одарила ее коротким взглядом, скрестила руки на груди и подошла к нам.
– Эй, Ви, это…
Она не остановилась, не дала мне договорить и не стала отвечать на рукопожатие, когда Зу протянула ей руку. Встретив мой взгляд, глаза Вайды сверкнули, и в них читалось обвинение – совершенно безосновательное. Она стиснула зубы, определенно пытаясь сдержать ядовитую ремарку.
– Можем мы уже убраться с этой проклятой свалки?
И этого оказалось достаточно, чтобы чувство безопасности исчезло. В мои мысли прокралось болезненное беспокойство, разрывающее меня на части. С одной стороны, я должна была догнать Вайду, но другая часть меня, более громкая, более требовательная, хотела остаться там, где я была сейчас, счастливая, погруженная в ту любовь, которую я испытывала к этим троим рядом со мной. Она переполнила мое сердце, когда Зу снова обхватила узкую талию Толстяка, а тот как всегда неловко похлопал ее по голове.
Когда Вайда растворилась в темноте, Лиам повернулся, чтобы посмотреть, куда она направилась. Когда он снова обернулся ко мне, я увидела в его лице вопрос – отражение моего собственного удивления.
Но я понятия не имела, почему она злится.
Было уже далеко за полночь, когда мы доехали до Лодая, и луна уже склонялась к горизонту на западе. Урывками я проспала часа четыре, но совершенно не почувствовала себя бодрее. Мы небыстро катили по городским улицам, через горный хребет, что добавило несколько часов к и без того долгому путешествию. Еще один час ушел на поиски дополнительной машины и бензина, чтобы все смогли уехать. В итоге дорога заняла не меньше десяти часов. Казалось, мы попали в какую-то странную реальность, где время одновременно и растягивается, и сжимается: минуты пролетают мгновенно, но их количество бесконечно. Приступы тревоги и страха то накатывали на меня, то отступали, и я поймала себя на том, что возношу отчаянные, безмолвные молитвы о том, чтобы Кейт и остальные ждали нас на Ранчо. В этот день все и так шло слишком хорошо, и было бы глупо рассчитывать, что так будет продолжаться дальше. Я уже привыкла к тому, что жизнь сначала подбрасывала меня к небесам, только чтобы снова швырнуть на землю.