Я увидела два больших белых шатра. Сигнальные огни «Скорой помощи» и полицейских машин вспыхивали синим, красным, синим, освещая наши лица и два ряда солдат, которые отгораживали от нас сотни, если не тысячи людей.
Я заморгала, пытаясь осмыслить происходящее. Так было правильно – вот так все и должно было случиться. Элис, как и планировалось, выпустила последнюю информационную сводку прямо во время нападения, и в ней были имена детей, которых держали в Термонде, и координаты места, где их можно будет забрать. Военные тоже успели среагировать – так что я оказалась права. Солдаты, Национальная гвардия, полиция и СПП – все они заняли оборонительную позицию, прикрывшись полицейскими щитами.
– Бросьте оружие, опуститесь на землю, руки за голову, – приказал тот же человек. – Любое продвижение вперед будет расценено как враждебные действия, и мы откроем огонь.
Мы продолжали идти прямо к людям в камуфляже, к солдатам СПП в их черной форме, пока между нами не осталось метров десять.
Высокие, прозрачные щиты разделяли нас, как стена, но мы видели и то, как полицейские смотрели на нас. У них за спиной выстроился еще один ряд – вооруженные, готовые исполнить угрозу военные: дула их винтовок были просунуты в щели между щитами. Они стояли спина к спине с сотрудниками ФБР и людьми в полицейской форме, которые повернулись лицом к толпе журналистов и гражданских. Камеры – повсюду были камеры, вспышки фотоаппаратов. Шла запись, хотя съемке пытались помешать и даже разбить оборудование.
Жужжание пропеллера возвестило о прибытии еще одного вертолета еще до того, как он появился в небе. Его прожектор несколько раз прошелся по наши фигурам, будто искал кого-то. Солдат, сидевший у самой двери, выглядывал вниз, держа в руках автоматическую винтовку, и пытался оценить ситуацию.
Офицер, отдававший приказы, стоял чуть левее, за двойным оцеплением из солдат. Прижимая к уху спутниковый телефон, он то пригибался и пропадал из виду, то появлялся снова, будто присев, он мог погасить гул толпы, который раздавался все громче.
«Имена», – подумала я, заставив себя не смотреть на оружие и щиты, а обратиться к лицам за ними, на которых смешивались раскаяние и надежда. Какой-то ребенок позади меня, увидел знакомое лицо и бросился вперед.
– Мама! Мама!
– Опуститесь на землю, отведите руки за голову! – заорал офицер в мегафон. – Немедленно! Подчиняйтесь!
– Я здесь! – закричала в ответ женщина. – Здесь! Эмили, я здесь!
Я посмотрела на лицо солдата, стоявшего прямо передо мной, и мне показалось, будто почти пересохший ручеек превращается в реку. Его глаза больше не были пустыми, и даже слепящий свет прожектора с вертолета не помешал разглядеть, как он смотрел на ту женщину, которая сражалась сразу с тремя агентами ФБР, пытавшимися повалить ее на землю. И те, кто стоял рядом, уже не были сторонними наблюдателями, стараясь оттащить фэбээровцев.
Тот солдат был уже немолод; на его обветренных щеках серебрилась щетина, седыми были и густые брови над его бледно-голубыми глазами. Он снова посмотрел на нас, не обращая внимания на то, как слева и справа от него неловко переминаются с ноги на ногу сослуживцы помоложе, ожидая следующего приказа. Солдат перевел взгляд на девочку, которая, стоя рядом со мной, плакала и не переставая кричала:
– Мама! Мама!
Темные кудряшки прилипли к ее мокрым щекам.
Солдат покачал головой. Такое простое, неспешное движение. Он покачал головой и выпустил из рук штурмовой щит. И тот упал в грязь. Звук падения заставил остальных замереть. Солдат опустил автоматическую винтовку на землю и выпрямился во весь рост, выпятив грудь вперед, отпихнув руку ошеломленного сослуживца, который нерешительно попытался его остановить.
Солдат перешагнул через собственный щит, расстегнул застежки кевларового бронежилета и снял его. Прожектор вертолета следил за ним, высвечивая его путь, пока немолодой мужчина медленно шел к нам, показывая, что не вооружен. Он протянул девочке руку, и она не сразу, но сжала его ладонь и позволила чужаку поднять ее и набросить на нее бронежилет. Потом мужчина надел на девочку шлем, и, хотя он был ей слишком велик, солдат все равно его застегнул, отрегулировав ремешок, чтобы он туго обхватил подбородок. Мужчина поднял малышку, и она обхватила его руками за шею, полностью доверившись ему. Когда он понес ребенка обратно к выстроившимся в цепь солдатам, их командир наконец стряхнул с себя оцепенение, чтобы вспомнить, что вообще-то он должен выкрикивать приказы. Он попытался. Никто, ни один человек, его не слушал. В моих ушах раздавался единственный звук – биение собственного сердца, который все нарастал, и я затаила дыхание.
Вытянув вперед руку, немолодой мужчина протолкнулся мимо солдат, которые попытались закрыть образовавшуюся брешь, и, наконец, агенты ФБР, которые все же скрутили эту женщину, выпустили ее. Она бросилась навстречу солдату, вырвала дочь у него из рук и прижала к себе крепко-крепко. А пальцы Лиама обхватили мою руку. И вот дети снова пришли в движение. Просвет в цепи солдат расширился, и в него прошли двое детей, трое, четверо…
Офицер орал что-то в мегафон, но почти все солдаты повернули свои щиты боком, снимая заграждение. Дети просачивались мимо них, как раньше между деревьев, находили просвет, собирались с духом и устремлялись дальше.
Вайда что-то говорила, но я уже не слышала. Внезапно отяжелевшая голова свесилась мне на грудь, и оба они чуть не упали, когда и здоровая нога подломилась подо мной. Я почувствовала, как руки Лиама касаются моего лица, заставляя меня открыть глаза. Было так холодно – почему же я истекаю по́том?
Меня подняли и понесли через толпу родителей. Многие из них сделали таблички с именами детей, используя такие странные, немыслимые для такой ситуации фразы вроде «Добро пожаловать домой» или «Мы тебя любим».
Когда я снова открыла глаза, я увидела рядом Толстяка, на его лице застыло потрясение. И Кейт – там была Кейт. На ее щеке расплывался синяк, в глазах стояли слезы. Она касалась моего лица и все говорила и говорила со мной, когда меня поднимали с земли.
Красный, синий, красный, синий, белый – отсветы огней на их лицах. Я понимала, что мы бежим, но ничего не чувствовала, даже когда меня подняли снова, на этот раз еще выше. Положили на что-то мягкое. Вспышки света, отрывистые звуки, голоса, Лиам…
Скорая помощь. Лиам попытался залезть вместе со мной, но его заставили выйти, когда в машину забрались еще двое из ударной группы – двое мужчин, один держался за неестественно изогнутую руку, у другого из раны на лбу текла кровь.
– Я найду тебя! – прокричал Лиам, отходя от машины. – Мы найдем тебя!
Врач зафиксировала меня на носилках. Через дверь я видела Лиама и Толстяка, который удерживал его, обхватив за плечи, пытаясь успокоить. Он видел, что Лиам охвачен паникой, как видела это и я.
Захлопнулась дверь и включились сирены.