— Назад! — зашипела Моргана. — Все вы! Назад! Ее кровь будет на ваших руках!
Кощей демонстративно вытянул вперед левую руку и воскликнул с явным страданием в голосе:
— О нет, проклятая ведьма! Не смей трогать мою дочь! Я сделаю все, что ты скажешь!
Моргана торжествующе усмехнулась, а Кощей продолжил уже безо всякого страдания:
— Ты это хотела услышать? Да у тебя явно ума в голове с гулькин нос! Когда мне голову отрубали, она стояла и советовала палачу, под каким углом лучше ударить! Так что режь давай, не жалко!
Вот тут в глазах колдуньи я и заметила первое облачко страха. Но она не сдавалась:
— Не своей волей Василиса себя так вела! Слышишь?! Это моя власть и моя сила ей разум затуманили! Так что остановись, а то твоя невинная дочь умрет!
Погодите, так Василиса что, получается, околдованная? Это все козни Морганы?
И тут с улицы раздался низкий звук боевого рога. Ланселот! Ланселот звал на помощь!
Оставив Кощея и Наволода разбираться в ситуации, я подскочила к окну. Подскочила, чтобы увидеть, как мне показалось, последние славные минуты жизни рыцаря и Коня.
Побоище на дворцовой площади вышло знатным. Но теперь Ланселот остался только с Конем, хотя по-прежнему загораживал собой вход во дворец. Он стоял на ногах, не верхом, без щита, и, сжимая в правой руке меч, левой вновь поднес к губам рог и дунул, призывая нас на помощь. Конь скалил клыки и припадал на задние ноги.
А вокруг смыкалось кольцо врагов. Они тоже спешились. И несмотря на то что площадь была усеяна павшими людьми и лошадьми, воинов Гвидона оставалось еще много. Рыцарей Смерти не осталось ни одного.
Я высунула посох и тщательно прицелилась, надеясь задержать окружающих Ланселота воинов, хотя сама понимала, что это бесполезно. Ну, сожгу я одного, двух, даже трех, если успею, но их там не меньше сотни! А значит, жить рыцарю оставалось считаные мгновения.
И тут раздался свист! Тот самый свист, который я уже слышала! А на площадь вышел широкогрудый Соловей в новеньком дорогущем даже на вид кафтане, штанах и начищенных сапогах.
Я предпочла не думать, откуда он их взял. Но была безмерно рада, что Соловья не поймали. Ну и что он не покинул Китеж до этого времени.
Судя по всему, воины тоже знали, с кем имеют дело. Среди них пронесся мимолетный ропот, они отступили от одинокого рыцаря, нервно оглядываясь на приближающегося Соловья.
Что ж ты, фраер, едал назад?
Не по масти я тебе-е!
Ты послушай-ка мой свист,
Брось трепаться о судьбе-е! —
счастливо пропел тот, широко улыбнулся и, заметив меня в выбитом окне, помахал рукой. А затем набрал воздуха в грудь…
И свистнул! Да так, что воинов смело будто веником!
При этом, что самое удивительное, ни Ланселота, ни Коня не зацепило.
Довольно оглядевшись, Соловей вперевалочку подошел к растерянному и полуоглушенному рыцарю и протянул широченную ладонь:
— Будем знакомы! Соловей Одихмантьевич я, мож, слыхал?
Ланселот медленно пожал протянутую руку, а я облегченно вздохнула Спаслись!
После чего обернулась посмотреть, что происходит с Морганой, но оказалось, что той в зале уже нет. Осталась только Василиса Целая и невредимая, кстати.
— А где?..
— Отпустили мы ее, Марья, — пояснил Наволод, постепенно превращаясь в Белогора. — В обмен на жизнь Василисы отпустили.
— Я ей в спину заклятие успел бросить, — Кощей скривился. — И вообще, можно было не отпускать!
— Ты слово дал, — напомнил ему Белогор.
— Подумаешь, беда какая, — отмахнулся Кощей. — Я слово дал, я его обратно взял. Марья, зови давай рыцаря своего сюда. И Соловья зови, так уж и быть. Раз уже дважды помог, прощу его подлость. Возвращаться нам надо, а то подзадержались, — добавил он и оглядел тронный зал, который сейчас выглядел так, словно внутри него взорвалась бомба.
С потолка с грохотом свалилась огромная, на сотню свечей, кованая люстра.
Однако обратно мы отправились только часа через три, когда до заката оставалось совсем немного времени. Сначала все-таки пришлось привести в себя Гвидона, Ивана и Василису. Как и утверждала Моргана, они действительно ничего не помнили.
Потом Белогор с Кощеем объясняли ошалевшему от произошедшего царю, кто тут прав, а кто виноват. Василиса же, дрожа, сидела в сторонке вместе с царевичем Иваном и, судя по ее виду, никак не могла поверить в реальность происходящего.
Только разобравшись с дипломатией, мы наконец вернулись обратно. Привычно выбежавший навстречу Костопрах на радостях пообещал устроить пир на весь мир.
— Устраивай, — лениво разрешил Кощей. — Но сначала устрой нам ужин. Соловей, остаешься?
— Разумеется, — бодро откликнулся тот.
— Сэр Ланселот? Обещаю, что завтра утром открою Тайную тропу на самое близкое к Камелоту расстояние, какое только смогу.
— Благодарю, — с уважением поклонился тот, впрочем, не отрывая благоговейного взгляда от упакованного в ножны Экскалибура.
— Ну вот и славно. Пошли отмечать! — провозгласил Кощей и широким шагом направился во дворец.
А я недовольно нахмурилась — слишком уж демонстративно папочка показал, что, даже несмотря на общую битву, Белогора среди гостей видеть не желает. Мог бы и повежливее быть!
— Пойдешь с нами? — я решила исправить несправедливость сама и вопросительно посмотрела на колдуна.
Однако тот легко улыбнулся и отрицательно качнул головой.
— Нет, Марья. Не стоит вам с отцом сейчас из-за меня ссориться. Да и дома еще дел полно. Надо убедиться, что Источник в порядке.
Я едва сдержала огорченный вздох. А потом вдруг поняла, что раз все закончилось и общих дел у нас больше нет, то… то надо возвращать кольцо. На этот раз окончательно. И почему-то от осознания этого стало неприятно и грустно.
— Что ж, тогда до свидания, — пробормотала я и потянулась рукой к кольцу. — Вот, возвращаю…
Однако Белогор внезапно перехватил руку и сжал в теплых ладонях.
— Подожди.
— Что? — сердце почему-то дрогнуло.
— Прежде, чем ты его снимешь, я хотел бы тебе кое-что сказать. Помнишь, я спрашивал тебя о том, веришь ли ты в предсказания? — спросил он.
— Да, — я недоуменно кивнула. — И я ответила, что…
— Что не веришь, помню, — завершил вместо меня Белогор. — Знаешь, я тоже долгое время в них не верил, особенно когда нагаданная судьбой отказала, вышла замуж за другого и под конец едва не захватила мой Источник.
— Василиса? — даже не удивилась я, а душу на миг неприятно кольнуло.