Ночь была тиха, а прохладный ветер не давал часовым задремать. Охрана моста в связи с восстанием на юге велась по усиленной форме, и безопасность гигантского сооружения обеспечивала почти целая рота автоматчиков. Не все из них, конечно, находились на боевых постах, но подходы к охраняемому объекту были надежно перекрыты. Ждали составы с войсками, идущие с севера, из Чехословакии.
И первый из них появился из тьмы, дав о себе знать протяжным гудком и стуком колес. Ни один из часовых к этому моменту не передал сигнала тревоги, ни один не заметил ничего подозрительного.
Поезд въехал на мост, добрался до его середины, и тут страшный грохот ударил по ушам часовых, а быки моста, толстые и надежные, начали разваливаться – один за другим.
Над рекой понесся скрежет ломающегося железа, и мост медленно, словно во сне, начал рушиться. Первыми коснулись воды сорвавшиеся с платформ тяжелые танки, вслед за ними – сам состав. И последним, заставив реку вскипеть, а землю – вздрогнуть, рухнул сам мост.
Те из часовых, что остались в живых, могли только смотреть на реку, превратившуюся в груду бетона и железа, медленно размываемую течением.
Нижняя Австрия, город Амштеттен
30 июля 1945 года, 5:44 – 8:53
Мотоцикл Петр бросил около трех часов ночи. Кончился бензин, и «цюндапп» нашел успокоение в густых кустах. Разведчик спрятал машину так, чтобы с дороги ее не было видно, и двинулся дальше пешком.
Ночь была прохладной, но ходьба согревала. К восходу солнца Петр прошел достаточно большое расстояние, но зато ноги начали гудеть. За время пути он никого не встретил, шоссе было пустынным.
Когда розовое лицо солнца высунулось из-за горизонта, в кронах деревьев по сторонам от дороги начали петь птицы. Под аккомпанемент их неумолчных трелей разведчик вышел к Амштеттену, тому самому городку, с которого началась несколько дней назад (а кажется – так давно!) неудачная разведывательная операция.
Первой мыслью было обойти город стороной, но сил было мало, и капитан принял решение, за которое сам бы себя отдал под трибунал – идти напрямик. Причиной подобного выбора стала мысль, что у безумцев из замка Шаунберг не так уж много войск, и на такой маленький город их наверняка не хватит.
Редкие прохожие на улицах бросали на чужака недоуменные взгляды, но этим всё и ограничивалось. Никаких следов эсэсовцев в Амштеттене не наблюдалось, но когда Петр миновал центральную городскую площадь, украшенную причудливой башенкой с часами, с запада донесся ровный гул моторов.
Этот звук вызвал у разведчика приступ дикого ужаса. Некоторое время Петр боролся с ощущением, что это едут именно за ним. Борьба оказалась бесплодной, и он бросился бежать, не разбирая дороги.
Он мчался так быстро, что едва не сбил с ног какую-то женщину. В последний момент увернулся и в результате упал сам. Удар о брусчатку вышиб из груди весь воздух.
Некоторое время лежал, чувствуя, как телесная боль смывает ужас, а когда поднялся, то был собран и сосредоточен. И тем более странным оказалось то, что лицо женщины, столкновения с которой он чудом избежал, показалось ему знакомым.
В голубых глазах жительницы Амштеттена тоже мелькнуло нечто вроде узнавания. Мгновение она смотрела прямо в лицо мужчине, затем смутилась и опустила глаза. И тут Петр вспомнил.
– Эльза? – спросил он. – Это вы?
– Да, – ответила она робко. – Что вы здесь делаете?
– Бегу от нацистов! – ответил он спокойно и тут услышал рев автомобильных моторов, причем совсем недалеко. – Они преследуют меня. Вы не поможете мне?
Сомнение овладело Эльзой лишь на миг. Затем она решительно тряхнула золотистыми кудрями и сказала твердо:
– Пойдемте, я спрячу вас. Они не смогут вас найти.
Петр последовал за ней, отметив с удивлением, что не чувствует страха. Словно молодая женщина могла защитить его от эсэсовских громил.
Они дошли до дома Эльзы. Скрипнула, впуская гостя, обшарпанная и какая-то кривая дверь. Повернув вслед за хозяйкой, разведчик оказался в темном и коротком коридоре.
Еще одна дверь – и они вошли в просторное помещение кухни. Разглядывать его у Петра не было времени, Эльза указала на квадратный люк в полу, украшенный большим металлическим кольцом, и сказала:
– Сюда.
– А ваши домашние? – спросил Петр, с натугой поднимая люк. Из открывшегося отверстия пахнуло холодом.
– Я живу сейчас одна, – ответила женщина просто. – Дети в деревне. Из наших – никто не скажет, что я увела вас. Когда будет можно, я вас выпущу.
Петр спустился по шатающейся лестнице, и его обволокли запахи сырой земли и картошки. Люк вверху опустился.
То время, что капитан просидел в погребе, показалось ему вечностью. Тьма немного рассеялась, и глазам предстал полумрак обширного подвала. Было тихо, лишь в углу что-то шуршало и скреблось, скорее всего, мышь.
К тому моменту, когда наверху послышались легкие шаги, Петр ощущал, что насквозь пропах сырой землей.
– Они уехали, – донесся приглушенный голос Эльзы. – Можете вылезать.
После тьмы подвала свет, хлынувший из отверстия люка, показался до боли ярким, и Петр вынужден был прикрыть глаза. Выбирался и опускал крышку люка он практически на ощупь.
Когда поднял веки, то хозяйка стояла рядом, и неожиданно Петр осознал, что она весьма привлекательна. До сих пор он думал главным образом о собственной безопасности, а когда угроза жизни отдалилась, на первый план вышли совсем иные интересы.
Эльза, должно быть, угадала его мысли. Щеки ее слегка зарделись, рот призывно приоткрылся, обнажив розовый кончик языка.
Всхрапнув, словно застоявшийся жеребец, Петр бросился к женщине, губами нашел ее губы, ощутил под руками податливую мягкую плоть. Кровь, отхлынув от головы, породила темноту перед глазами.
Эльза издала страстный стон, и руки ее вцепились в плечи Петра с неожиданной силой. Затем она отстранилась и повела его за собой. Разведчик же не видел ничего, кроме вьющихся светлых волос и изящной шеи под ними.
Они оказались в комнате с широкой двуспальной кроватью. Здесь Петр, задыхаясь от страсти, некоторое время сражался с застежкой на брюках, никак не хотевшей поддаваться пальцам.
Ловкие женские руки помогли ему, и спустя мгновение Петр ощутил, как штаны сползают. Горячая волна прокатилась по телу и белесым туманом обволокла сознание. Ощутимыми остались лишь прикосновения и запах женской кожи, тонкий, чуть похожий на аромат ландыша…
В себя Петр пришел под толстым стеганым одеялом. Комната выглядела незнакомой, но из-за неплотно прикрытой двери доносилось женское пение. Слов не удалось разобрать, но мелодия была знакомой – одна из песен Эдит Пиаф, молодой французской певицы.
Услышав запах жарящейся яичницы, Петр понял, чего он хочет больше всего на свете. Сдерживая нетерпение, разведчик встал, обнаружив, что не так уж и утомлен. Быстро оделся и направился в ту сторону, откуда исходил восхитительный запах.