Сержант Усов курил в окопе, рассеянно созерцая окрестности и размышляя о жуткой несправедливости, из-за которой на его родине, в Брянске, ночи никогда не бывали столь чарующими.
«Вот ведь гады! – думал сержант. – Буржуазные империалисты, а досталась им такая красивая и благодатная земля! А нам, представителям передовой общественной формации, – болота да буераки!»
От избытка чувств он даже сплюнул на дно окопа, а в этот момент с того места, где должен был находиться часовой, донесся сдавленный всхлип. Усов прислушался, но всё было тихо.
После дневного боя войска не отвели в город, а оставили на боевых позициях. До вечера удалось углубить окопы, превратив линию обороны в нечто реальное, способное выдержать даже серьезный натиск. На случай ночных вылазок со стороны противника расставили часовых.
Сержант потянул из кобуры пистолет, и в тот же момент какая-то тень на миг заслонила звезды над дальним концом окопа.
– Тревога! – заорал Усов, выдергивая пистолет.
Выстрелить он не успел, что-то тяжелое ударило под дых, и сержант рухнул на колени, пытаясь вспомнить, как надо дышать. Мимо кто-то пробежал, и почти сразу началась стрельба.
Понимая, что в окопе меньше всего шансов уцелеть, сержант, цепляясь пальцами за бруствер, сумел выбраться из траншеи и, хватая воздух ртом, словно выловленный карась, повалился на землю.
С той стороны, где находился взвод, неслась беспорядочная стрельба. Затем глухо ухнула граната, и воздух наполнился шипением разлетающихся осколков. На счастье Усова, бруствер надежно прикрыл его.
Последовал еще один разрыв, и стрельба стихла. Кто-то пробежал по окопу, но сержанта не заметил.
Почти сразу треск выстрелов послышался из расположения соседнего батальона. Под аккомпанемент очередей сержант перевернулся на живот и ползком, стараясь не выдавать себя, двинулся туда, где должны были быть солдаты взвода.
Наткнувшись на ход сообщения, ухнул в него вниз головой, словно ныряльщик – в воду. Некоторое время полежал на дне траншеи. Начали мерзнуть руки, и неизвестно отчего стала бить дрожь. Колотьем в затылке напомнила о себе травма головы.
Шипя сквозь зубы от боли, сержант приподнялся и пополз дальше. Когда ладонями уперся во что-то мокрое, то невольно сглотнул. Запах крови неожиданно явился из темноты, вызвав сильную тошноту.
В свете звезд видно было довольно плохо, но через несколько минут Усов понял, что все во взводе мертвы. Под мирным небом Австрии погибли те, кто уцелел в страшных сражениях Великой Отечественной.
Осознав, что остался один, сержант от ярости заскрипел зубами. Горло его судорожно сжалось, на глазах выступили слезы. Обессиленный, он привалился спиной к стенке окопа и некоторое время сидел, ничего не видя и не слыша вокруг.
Когда он сумел подняться, стрельба уже стихла. Словно и не было никакого нападения. Шелестел ветерок в листве, да печально кричала ночная птица в глубине леса.
Усов еще раз прислушался, после чего на ощупь отыскал чей-то автомат и двинулся на юг, туда, где должен был находиться штаб батальона. Шел медленно, пригнувшись, и подолгу всматривался в подозрительные места.
Но нападавшие сгинули, словно призраки, и вокруг было тихо и пусто.
Он еще дважды натыкался на трупы, постепенно понимая, что в эту ночь вся его рота была истреблена. Подробностей было не видно, но, к немалому его удивлению, сержант не нашел ни единого тела нападавших. А ведь даже при самой внезапной и удачной атаке потери неизбежны. Словно пришедшие из тьмы немцы были неуязвимы…
Он проходил один окоп за другим, и всё больше проникался ужасом. Он был уже почти уверен, что немцы перебили всех. Но грубый голос сказал откуда-то из темноты:
– Стой, кто идет?
– Сержант Усов, третья рота.
В лицо ему ударил луч фонарика, затем погас.
– Иди вперед, – велел тот же голос, но теперь в нем слышалось дружелюбие. – Только медленно. При первом же резком движении стреляем.
Сержант послушно зашагал в сторону деревьев, от которых доносились приказы. Едва ступил под их тень, из мрака сгустились две фигуры, а под ребра уперся ствол автомата.
– Вы чего? – спросил Усов зло. – Или думаете, что я фриц переодетый?
– Ничего мы не думаем, – буркнул другой голос, мощный бас, в котором то и дело прорывались истерические нотки. – Только выполняем приказ. Иди давай.
Одна из фигур вновь растворилась во тьме, а вторая осталась где-то за спиной. Следуя указаниям истеричного баса, сержант спустился в неглубокий овражек, поросший орешником. Идти было неудобно, ветви так и норовили ударить в лицо, добраться до глаз, а неровности тропы заставляли спотыкаться.
Когда из кустов навстречу выступили двое, Усов с трудом сдержал какой-то детский испуг. Злость, ярость и горечь клубились в груди, и сохранять спокойствие удавалось с немалым трудом.
– Кто таков? – спросил конвоира один из встречающих. В голосе его слышались командные интонации.
– Назвался сержантом Усовым, товарищ капитан, – ответил сопровождающий.
– А ну-ка посвети.
В лицо ударил свет, заставив сержанта ослепнуть.
– Да, это он, – послышался откуда-то из-за безжалостного сияния голос. – Возвращайся на пост.
– Есть!
Фонарик погас, и на глаза опустилась успокаивающая тьма.
– Что-то народ какой-то нервный, товарищ капитан! – заметил Усов, массируя веки. Автомат, который у него никто не удосужился отобрать, оттягивал плечо, мешая одной из рук свободно двигаться.
– Слишком много людей погибло, – со вздохом ответил капитан. – Штаб, слава богу, нападению не подвергся.
Штаб – большая палатка, разместился по другую сторону оврага, на широкой поляне. Вокруг него сновали людские тени, слышались команды и ругательства. Лесные запахи нарушались вонью пота и крови.
– Пойдем к комбату, доложишь, – сказал капитан и, пройдя мимо часовых, с шуршанием откинул полог палатки. На траву упал тусклый свет керосиновой лампы.
Комбат рассеянно выслушал рассказ о том, что третья рота, судя по всему, уничтожена полностью. Похоже, что это не было для него новостью.
– Вы не ранены, сержант? – спросил он, когда Усов замолчал.
– Никак нет.
– Тогда поступаете в распоряжение капитана Томина.
– Есть!
Спустя полчаса сержант в компании с полутора десятком бойцов во главе с капитаном миновали давешний пост и отправились по траншеям к дороге, что перерезала лес почти по центру, отделяя в то же самое время позиции второго батальона от третьего.
Здесь было тихо. Несколько раз натыкались на мертвые тела. Часть солдат и офицеров была убита холодным оружием, и у всех были раны на горле.