– Что, уже пора? – спросил Бейер.
– Я думаю, пора. Сейчас рано светает. Три часа ночи – подходящее время, чтобы выезжать. Но надо поесть.
Из еды было: черный хлеб, пироги с капустой, половина круга копченой колбасы, вода. Завтрак вышел скромный, остатки взяли с собой – неведомо, сколько ждать поезд императрицы.
Из столицы выбирались закоулками, окраинными пустырями, едва различимыми тропами. На Петергофский тракт вышли уже за Нарвской заставой.
На самом деле найти место для засады было мудрено – по обе стороны тракта либо уже стояли, либо строились усадьбы столичной знати. Этого Бейер не учел – он помнил тракт таким, каков он был четырнадцать лет назад. Но присмотренный им поворот сохранился, хотя от леса там мало что осталось.
– Мне это не нравится, – сказал Штанге.
– Следующей ее поездки в Ораниенбаум придется ждать очень долго, – ответил Бейер. Но он и сам понимал – все пошло не так, как задумано.
Раннее утро – это изумительно прозрачный и чистый воздух, птичьи голоса. После столицы, которая покрыта копотью от печных труб, особенно зимой, которая благоухает конским навозом и человечьим дерьмом, а то и падалью, да так, что к иным местам на берегах Мойки и Фонтанки даже подойти летом страшно, следовало бы дышать сейчас полной грудью, наслаждаться! Но Бейеру было не до того.
– Заряжать пистолеты? – спросил Клаус.
– Рейнгард, уже то, что мы потеряли Весселя, дурной знак, – сказал Штанге. – Первый дурной знак. Мы ведь не знаем, где он. А что, если ранен? Что, если его подобрали? Мы ведь не знаем, кто там, в лесу напал на нас. Мы можем только предполагать, что это люди графа Орлова.
– Ты вовремя завел этот разговор! – крикнул Бейер. – Испугался? Тогда убирайся. Мы с Клаусом справимся и без тебя.
– Мы справимся! – гордо подтвердил Клаус.
Штанге ничего не сказал – но и не уехал, остался. Тракт был пуст, в такое время никто не путешествовал из Ораниенбаума в столицу и из столицы в Ораниенбаум. Нужно было определиться с местом засады. Неподалеку от поворота рос старый дуб, не слишком высокий, но очень крепкий, его окружали кусты. Туда Бейер, Штанге и Клаус забрались и приступили к ожиданию. Ожидание было удивительно скучным. Если в лесу, где учились нападать на карету, всегда было о чем поговорить, то тут приходилось делать над собой усилие, чтобы произнести хоть слово. Да и те слова не имели особого смысла. Однако полное молчание сделалось невыносимо.
– Ничего, друзья мои, ничего… – сказал Бейер. – У нас все готово, мы справимся, мы с Божьей милостью справимся…
– Да, господин Бейер, – отозвался Клаус.
Антон Штанге молчал.
– Вроде бы пора ей появиться. Клаус, полезай на дерево, взгляни – что там на дороге, – приказал Бейер.
– Я не умею, – помолчав, ответил юноша.
Бейер вздохнул – любой деревенский мальчишка, разувшись, взобрался бы на самую верхушку, но этот бледный городской житель видел деревья разве что в Летнем саду, и то – не на них смотрел, а на мраморных девиц, блистающих безупречными формами.
– Высоко лезть не надо. Прими правее, встань под дубом, поднимись сажени на две, оседлай ветку. Тебе удобно будет залезть, встав сперва на седло.
– Я не умею, герр Бейер.
– Ну так учись, черт бы тебя побрал! – крикнул Бейер.
Он мог бы сказать это и тихо – он научился сдерживать кипение страстей. Но Клаус нуждался в окрике – чтобы с перепугу выполнить то, что от него требовалось.
Юноша подъехал к крепкому и довольно высокому дубу. Штанге, не говоря ни слова, придержал его лошадь, взяв за трензельное кольцо, пока Клаус неуклюже подтягивал ноги и устанавливал на седле сперва колени, потом подошвы.
– Помоги ему, Штанге.
Штанге поставил лошадь бок о бок с лошадью Клауса, уперся рукой в его седло. Юноша не сразу сообразил, что может поставить ногу на плечо бывшему майору. Наконец он взобрался на толстую ветку первого яруса кроны.
Дуб рос у самой дороги. Клаус, цепляясь за ветки, переместился туда, где мог наблюдать за поворотом.
– Ну, что? – спросил Бейер.
– Ничего, герр Бейер.
– Будем ждать. Сиди там, не слезай.
Бейер проверил пистолеты в седельных кобурах. Они сами выскакивали, рукояти безупречно ложились в ладонь. И вдруг его прошиб холодный пот.
Он забыл приготовить конверт!
Для того чтобы подъехать к экипажу, требовалось сделать вид, будто хочешь вручить государыне жалобу. С жалобами к ней обращались многие, иным удавалось передать бумагу в собственные руки. Все было – хорошие кони, пристрелянные пистолеты, азарт и отвага, благословение покойного императора! Не было лишь конверта из плотной бумаги, чтобы размахивать им на всем скаку. Проклятье!
Бейер был близок к тому, чтобы пустить себе пулю в висок, благо пистолеты заряжены. Жалоба непременно должна быть в письменном виде – это всякая неграмотная баба знает.
– Что с тобой? – удивленно спросил Штанге. – Тебе плохо?
– Я болван…
– Забыл что-то очень важное?
– Да.
– Кошелек?
– Иди к черту!
Бейер сжал кулаки и закусил губу. Это было хуже, чем на поле боя у реки Деркул. Полное, безнадежное поражение! Там, у Деркула, Бейер был ранен и лежал, закрыв глаза. Он слышал голоса и выстрелы, он ждал выстрела в голову. Но обошлось. И он, когда все стихло, нашел среди трупов смертельно раненного товарища, Адольфа Берга. Через несколько минут Берга не стало, и Бейер понял, что должен в одиночку уходить отсюда, скрываться, лгать, спасать свою жизнь. Но тогда была злость на человека, который вздумал изображать покойного императора; человек этот, на Петра Федоровича вовсе не похожий, был виноват в том, что Бейер сейчас стоит один посреди степи и даже не может спуститься к Деркулу, чтобы набрать чистой воды, потому что берег крут, а нога прострелена.
Даже тогда было лучше, чем сейчас.
Тогда была цель – спастись. И спастись удалось. Сейчас была цель – победить. И победа – такая, как ее изображают на картинах, в виде босой девицы в белом, с лавровым венком в руке, – уже слетела с небес, уже повисла над Бейеровой головой, венок уже коснулся его треуголки. И вдруг она взмыла ввысь, и там, в облаках, засмеялась противным смехом – так хихикает ростовщик, когда выдает под ручной заклад, табакерку или перстень, вдесятеро меньше денег, чем они стоят.
– Она едет! – крикнул сверху Клаус. – Впереди – конные! Трое… четверо!
– Черт возьми… – прошептал Бейер. – Это – все, это – конец… Антон, уезжай и забери Клауса.
– Что ты задумал?
– Ничего. Убирайся. И как можно глубже спрячься.
– Я уже различаю их лица, – сообщил Клаус.
Умирать не хотелось. Но и жить, когда все рухнуло, Бейер больше не мог.