Ненаглядный призрак - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Сахновский cтр.№ 37

И вот она рассуждает: если бы меня спросили, хотела бы я после смерти, на том свете, снова оказаться рядом с ними со всеми – с моими близкими людьми? Хотела бы?

И она не знает ответа. Не может сказать, что – да, хочу.

Ведь на самом деле так и есть. (Плачет.)

Вот говорят: мы потом на небесах встретимся, встретимся – опять соберёмся и будем вместе…

Нет уж, лучше не надо! Нет.

(1961 год)

Если кому-то ещё не расхотелось узнать, что такое любовь, то я сейчас скажу. Любовь – это мафиозный сговор: двое против всех. Такая маленькая сдвоенная крепость, кровосмесительный заговор двух тел и душ против остального мира. Почти все другие варианты любовных отношений – только попытки имитации, суррогатные альянсы, в которые вступают, чтобы спастись от одиночества, утолить похоть, корысть или какую-нибудь практическую нужду. Ну, или потому, что «так принято» среди людей.

Меня зовут Филиппа Рольф. Мне было тридцать шесть лет в том январе, когда я, слишком, пожалуй, заинтригованная и взволнованная будущей встречей, отправилась на юг Франции, в Ниццу, ради светского чаепития и короткого знакомства с этой странной парочкой – с Боровом и его женой.

Сразу поясню, чтобы не было недоразумений. Это я сама за глаза, мысленно окрестила его Боровом. А потом и в глаза называла, но тоже мысленно, про себя.

Лет пять назад Боров опубликовал сенсационный роман о любви одного ублюдка к своей несовершеннолетней падчерице, после чего быстро стал мировой знаменитостью, пикантным лакомством для фоторепортёров и газетчиков из разных стран. Пресса теперь кокетливо именовала его Мистером Малышкой. Предсказуемо заразный ажиотаж со скандальным липким запашком докатился и до моего северного захолустья.

У меня набралась эфемерная стопочка газетных вырезок, которые могли пригодиться, самое большее, для того, чтобы допорхнуть почтовым путём до автора – потешить его тщеславие и замарать ему пальцы типографским свинцом. Я так и поступила: нашла без больших усилий адрес и отправила Борову эти никчёмные вырезки, сопроводив лаконичным письмом от лица хорошо осведомлённой, заинтересованной читательницы.

На ответ я не рассчитывала и не особо нуждалась в нём.

Как раз в те дни у меня произошёл разрыв с моей сумасшедшей Хильдой. Она забрасывала меня слёзными посланиями в стиле брошенной любовницы, а я отвечала: «Прекрати свои бабские истерики. Не веди себя так, будто имеешь дело с очередным самцом». Заодно мы лениво доругивались в письмах с мамочкой-аристократкой, которая давно усматривала во мне один сплошной порок или чью-то тяжёлую медицинскую ошибку.

Вот на таком неприглядном фоне почта вдруг одарила меня старомодной рождественской открыткой с французской маркой и бегущим, но разборчивым почерком. Я начала читать с конца: «…Если окажетесь на Ривьере, будем рады видеть у нас в гостях».

Ну, конечно же, писал не сам Боров, писала его дражайшая вторая половина (любопытно, как она выглядит?): «Мой муж сердечно благодарит за подборку публикаций о нём…» Обратный адрес: дом 57 по Английской набережной. Надо же, какой щедрый сюрприз.

Я не исключала, что это могло быть всего лишь формой любезности, но сразу твёрдо решила поехать к ним в январе.

До поездки мы успели обменяться ещё парой писем. С оглушительной заботливостью моя корреспондентка задавалась вопросом, где я смогу остановиться, так что мне даже пришлось одёрнуть её: «Надеюсь, вы понимаете, что я совершенно самостоятельный человек и никого не прошу меня опекать».

Семейка педантов назначила мне аудиенцию на субботний вечер, 14 января. Я приехала накануне, 13-го, и поселилась в одном из самых дешёвых мест. Отель находился далековато от нужного адреса, но для меня это не имело значения.

Переоделась после дороги и ушла гулять. Там было на что полюбоваться. Город сиял полукруглым ожерельем, окаймляющим залив Ангелов. Мне чудились радостные обещания в том, как трепетали под ветром цветные парусиновые маркизы и лохматились головы пальм.

Я знала, что эта странная, очень закрытая парочка притягательна для очень многих людей. И слишком многие хотели бы оказаться на моём месте: получить такое же приглашение, чтобы проникнуть в эту неприступную семейную крепость, увидеть её изнутри. Однако я не позволила себе выказать нетерпеливость и набрала их номер только на следующий день.

Мне ответил неожиданно молодой женский голос: «Когда вы приехали? Ещё вчера?! Вы же полдня потеряли! Тогда ждём вас через час».

Дом 57 нашёлся в двух шагах от гостиницы «Негреско». Это была жёлтая обшарпанная вилла викторианской эпохи с большими окнами и нарядным выходом к морю. Вот, значит, что выбрали наши затворники-эмигранты. Зимнее убежище на Лазурном Берегу.

Я пришла к ним ровно в четыре часа пополудни. Дверь мне открыл сам Боров. Он выглядел точно таким, как я себе его и представляла: слегка моложе своего законного шестидесяти одного; в глаза бросались безупречная холёность, идеальная выбритость щёк, уже начинающих отвисать, менторский блеск залысин. Врождённую барственность манер и патрицианскую брезгливость он маскировал чуть наигранной, озорной непринуждённостью, которая в любую минуту могла быть сброшена без малейшего сочувствия к неудачливому, неугодному визави.

Ведя меня в просторную гостиную и усаживая в кресло, он заговорил так, будто мы уже закадычные собеседники, которые могут наконец вернуться к ненадолго прерванной болтовне:

– Что-то я хотел вас спросить…

В гостиной было солнечно и прохладно.

– Желаете выпить? Что же я такое хотел спросить… Да, вот, кстати. Вам известен секрет голубого вина? Откуда эта голубизна, что за фокус?

Я ещё не успела найти в ответ ни одного слова, когда прямо передо мной, на обманчиво безопасной дистанции, удвоенной старинным зеркалом и косым прямоугольником зимнего солнца, появилась очень худая, высокая женщина редкостной красоты. Мне даже увиделось в первый момент вокруг её головы что-то вроде свечения. Но и после того, как я разглядела ослепительную седину над гладким девчоночьим лбом, световой эффект не исчез – эта женщина вся светилась. Она сказала: «Как поживаете?» – и я только сумела потрясённо улыбнуться и кивнуть.

С появлением супруги Боров не перестал теребить меня расспросами.

Так что мы знаем про голубое вино?

Известно ли мне, что его жена – еврейка?

Догадываюсь ли я, что все буквы и цифры имеют цвет?

Ведь правда «А» радикально чёрная и блестит, как чёрный лак?

Ну да, теперь я должна доказать, что я не совсем олигофрен. Вероятно, для Борова эти вопросы – как сигнальные пароли, вроде набора отмычек к чужой душе.

Вино голубое за счёт можжевеловых ягод.