— Она очень хороший ученый. Но одиночество наложило
свой отпечаток на ее характер и поступки. Послушать ее — так на работу все
должны приходить в рабочих комбинезонах, быть бесполыми существами.
— Она думает прежде всего о работе, — возразил
Дронго, — это понятно. Мне нужно еще познакомиться с Сулахметовой,
Фирсовой и поговорить с вашей Олей.
— Почему с моей? — смутился Сыркин.
— Это же вы нас познакомили. Не обижайтесь, я не хотел
сказать ничего такого.
— Фирсова сидит на третьем этаже, в своем отделе. Как
раз в этом углу находится ее кабинет. Под нами. Сулахметова на втором. Но на
противоположной стороне. Их окна обращены в другую сторону. Оля, наверное,
сейчас в машбюро. Она обычно приносит туда работу технического отдела.
Машинистки сидят в конце нашего этажа, — Сыркин показал рукой, —
рядом с моим кабинетом.
— Пойдемте-ка туда, — предложил Дронго. — Я
думал, что машинописных бюро уже не бывает. Сейчас все перешли на компьютеры.
— Какие компьютеры? Все равно все отчеты нужно готовить
в письменном виде. Попробуйте послать куда-нибудь в вышестоящую инстанцию
письмо по факсу или по электронной почте. Будет грандиозный скандал.
— Ну, это понятно. Начальство привыкло к
персонифицированной ответственности своих подопечных. Им нужны письма с личными
подписями, с печатями, чтобы в случае необходимости прикрыться такими
бумажками.
— Вот-вот. Вы не знаете, сколько мы отправляем бумаг,
которые никому не нужны, — оживленно говорил Сыркин, шагая впереди.
Он дошел до машбюро, открыл дверь.
— Входите, — пригласил он Дронго.
В очень длинной комнате за столиками сидели четыре женщины.
Две молоденькие девушки, одна женщина чуть постарше и одна совсем седая,
похоже, давно вышедшая на пенсию. Все улыбались, очевидно, кто-то из них
рассказывал смешную историю. Вошедших так и встретили — улыбками. Сыркина не
боялись, скорее уважали. Дронго заметил сидевшую на стуле Ольгу Финкель.
Девушка была уже в другой, но не менее смелой мини-юбке, наглядно демонстрирующей
ее красивые коленки. В комнате было много цветов, очевидно, Михаил Михайлович
щедро делился цветочными горшками и вазочками с соседним кабинетом. В комнате
царил тот упорядоченный беспорядок, который бывает у нескольких хозяек, когда
разбросанные вещи вроде бы не принадлежат никому, а собранные — конкретной
сотруднице.
— Здравствуйте, девочки, — степенно произнес
Михаил Михайлович. — Что это вы все улыбаетесь?
— Сегодня день рождения Светланы Федоровны, —
пояснила Ольга, — вот мы и хотим после пяти часов отметить.
— А потом пораньше уйти с работы? — прищурился
Сыркин.
— У меня пораньше не получится, — сморщила свой
красивый носик Оля, — опять в нашем отделе какие-то данные будут
обрабатывать.
— Ничего, тебе полезно немного больше провести времени
на работе, — рассудительно заметил Михаил Михайлович. — А вас,
Светлана Федоровна, разрешите поздравить с днем рождения.
— Спасибо, — улыбнулась самая старая из
женщин. — Только уж не с чем поздравлять.
— Оля, пойдем с нами, — попросил Сыркин. —
Товарищ эксперт хочет с тобой побеседовать.
— Пойдемте, — согласилась Ольга, вставая. — А
я думала, он сюда знакомиться пришел, — задиристо заявила она, и все
прыснули от смеха.
— Несерьезная ты девушка, — улыбнулся и Михаил
Михайлович, выходя из кабинета. Дронго пропустил вперед девушку. Сыркин открыл
свой кабинет со словами:
— Вы побеседуйте, а я сейчас вернусь.
— Спасибо, — кивнул Дронго, проходя к столу. Оля
села напротив. Юбка была ей не просто коротка. Она напоминала скорее
набедренную повязку. Нужно было сделать определенное усилие, чтобы не смотреть
на ее ноги. Дронго вздохнул, вспомнив о разнице в возрасте с этой красотулей.
Ему намахало тридцать девять. Последнее время он чувствовал себя стариком.
Встречаясь с молодыми людьми, моложе его на пятнадцать-двадцать лет, он с явным
раздражением замечал, что это уже другое поколение. Более открытое и более
независимое, с иными жизненными ценностями. Если его сверстники были замыкающим
поколением распавшейся империи, развал которой начался, когда им было под
тридцать, то молодежь взрослела в совсем иные времена.
— Скажите, Оля, — спросил Дронго, прервав цепь
своих размышлений, — вы хорошо знали Аллу?
Девушка вздрогнула. Он заметил, как она вздрогнула. Улыбка
исчезла с ее лица.
— Почему вы спрашиваете?
— Вы ведь работали в одном отделе. Говорят, она была
красивой молодой женщиной, как и вы.
— Может быть, — сухо ответила Оля, — мы мало
общались. Она у нас проработала совсем немного.
— Но достаточно, чтобы ее успели убить.
— Да, — печально ответила девушка, — но мы с
ней не дружили. Просто общались по работе.
— Какой она была?
— Нормальной.
— Это я понимаю, — улыбнулся Дронго, — не
сомневаюсь даже, что у нее была одна голова, две руки и две ноги, — он
специально пошутил, видя, как она зажалась. — Но почему именно ее убили?
Как вы думаете?
— Не знаю, — немного испуганно ответила
девушка, — я ничего не знаю.
— Что вы делали в тот вечер?
— Сидела в приемной у Архипова, — сообщила
Ольга, — потом печатала в машинописном бюро. Потом Елена Витальевна
послала меня в технический отдел принести нужные ей бумаги.
— Когда это было? И как?
— Примерно в половине седьмого. Я вошла в здание,
прошла в лабораторию и получила у Алексаняна нужные мне бумаги.
— Он был в лаборатории?
— Нет. Он выходил в другую комнату, смежную с лабораторией.
— А кто в этот момент был в лаборатории, вы не знаете?
— Знаю. Зинков, Коренев и Шенько. Меня много раз про
это спрашивали.
— А откуда вы знаете, что именно они были там?
— Я слышала их голоса.
— Что было дальше?
— Я взяла бумаги и вернулась обратно. Когда я
поднималась в кабине лифта, один лист бумаги упал на пол и немного промок.
Моисеева приказала мне его перепечатать. Я снова вернулась в бюро и
перепечатала этот листок. Вот и все.
— Почему промок? У вас в лифте таскают воду?
— Нет. Но у нас есть душевые на первом этаже, где после
работы можно принять душ. Иногда после работы в лабораториях наши ребята туда
ходят.
— Какой был лифт? У вас два лифта. Правый или левый?
— Правый. А другой лифт в тот вечер не работал.
— Вы отдали последний лист Моисеевой. Что было дальше?
— Потом я ушла. Но видела, как собиралась домой Елена
Витальевна. Вот и все.