Музыка ветра - читать онлайн книгу. Автор: Карен Уайт cтр.№ 132

– У тебя кровь на лице, – сказал мальчик, осторожно коснувшись ее подбородка.

Он взглянул на Эдит глазами своей матери, и на какую-то долю секунды Эдит показалось, что это сама Сесилия смотрит на нее сейчас с пониманием и сочувствием. И впервые за долгие годы она вдруг осознала, что не напрасно столько лет хранила молчание. Вот он, ее маленький триумф, ее победа, пусть и небольшая, за гибель Сесилии. Но только она никак не могла решить для себя, а стоил ли этот триумф стольких жертв с ее стороны?

Гиббс обнял бабушку за талию и слегка похлопал ее по спине, будто это он, а не Эдит был взрослым и отвечал за нее.

– Все будет хорошо, бабуля. Все образуется. Помнишь? Ты и сама мне так говорила, когда умерла мама. Все будет хорошо. Возможно, не завтра и не послезавтра, но в один прекрасный день боль утихнет.

Они оба прислушались к тому, как Кэл гремит ящиками и хлопает дверцами шкафа у себя в комнате. Потом послышался звук выдвигаемого из-под кровати чемодана. Эдит взяла Гиббса за руку и, опустившись перед ним на корточки, ласково взъерошила его волосы. У нее заныло сердце от чистого, незамутненного взгляда ребенка, смотревшего на нее глазами покойной Сесилии. Увы, увы! Спасти невестку ей не удалось. Вырастить хороших, достойных мужчин из своего сына и старшего внука тоже не получилось. Вся надежда теперь на Гиббса. Он – это ее последний шанс.

– Сейчас я отвезу тебя к Уильямсам. Ступай к себе наверх и собери самое необходимое: пару смен белья, ночную пижамку. Остальное я подвезу тебе позднее.

– А почему ты отсылаешь меня из дома? Я сделал что-то плохое?

Эдит лишь отрицательно покачала головой в ответ, потом поцеловала мальчика в лоб.

– Нет, мой дорогой. Ты как раз-то единственный человек в этом доме, кто не сделал ничего плохого.

Она погладила Гиббса по лицу. Господи, взмолилась она мысленно, дай мне сил начать все сначала, постараться и вырастить Гиббса не таким, как те двое. Но слишком много призраков теснится за ее плечами… Ее денно и нощно преследует призрак невестки, которую она не смогла уберечь от жестокости сына, призраки всех тех безликих пассажиров, которые погибли на злосчастном самолете, взорвавшемся над их городом много лет тому назад. Длительное время ей казалось, что она может как-то оправдать случившееся, убедить себя в том, что произошел несчастный случай, и только, что долгие годы издевательств и притеснений со стороны человека, которого ты любишь, способны кардинально изменить твой взгляд на окружающий тебя мир и произвести чудовищный переворот в твоей психике. Но теперь уже не имело значения то, что и как она думала. Кэл докопался до ее страшной тайны. Он станет искать способы возмездия за все, произошедшее тогда. И одному Богу известно, куда могут завести эти поиски, особенно при его болезненном, искаженном понимании справедливости и правосудия. Но она уже не в силах остановить Кэла.

Она еще раз посмотрела в золотисто-карие глаза Гиббса и снова увидела перед собой Сесилию.

– Я хочу, чтобы ты был счастлив, малыш. А в этом доме, да еще рядом со мной, ты едва ли обретешь счастье. Во всяком случае, не сейчас. Обещай мне, детка, что ты вырастешь счастливым, что сумеешь видеть в людях хорошее, что будешь прощать обиды и всегда делать это первым. Обещаешь?

Гиббс серьезно кивнул, оторвал руки от бабушки и, подойдя к лестнице, стал медленно подниматься по ее ступенькам. Но где-то на средине пути он остановился и снова повернулся лицом к Эдит.

– А сюда мне можно будет приходить? Это по-прежнему мой дом?

– Да. Этот дом всегда останется твоим домом. Но сейчас именно Уильямсы могут дать тебе то чувство семейной близости и защищенности, которого у тебя нет здесь, в этом доме. Всего этого я, к моему сожалению, не смогла тебе дать. Когда-нибудь ты поймешь, почему так случилось. И простишь меня за все.

Мальчик долго смотрел на Эдит изучающим взглядом, а потом побрел к себе собирать вещи. Эдит стояла у края лестницы и прислушивалась к звукам, доносящимся сверху. Оба ее внука паковали свои вещи, намереваясь покинуть родной дом, чтобы унести вместе со своими пожитками и последние, еще не до конца омертвевшие куски ее сердца. Как бездарно прожила она свою жизнь, подумала она, впустую растратила всю жизненную энергию. Все пошло прахом, все обернулось непониманием и отчуждением. И отныне и до самой смерти ей суждено прожить в одиночестве. Одиночество – вот что она получила в итоге. Пожалуй, ей предстоит коротать одной в этом доме еще много-много лет. Ведь это только любимцы богов умирают молодыми. Что же до всех остальных… С другой стороны, чем не подходящее наказание для женщины, которая всего лишь хотела справедливости в отношении тех несчастных жертв насилия, которые молча сносят побои и издевательства над собой? Но ведь о таких несчастных никогда не говорят вслух, разве что по секрету, строго конфиденциально и шепотом.

Эдит вышла на крыльцо и вдохнула полной грудью прохладный осенний воздух. Уже осень. Заметно похолодало. Послеобеденное солнце еще золотило излучину реки, бросая последние отблески на красивый величественный дом, выстроенный на самом краю утеса, в котором она жила. С болот потянуло знакомым запахом прелости и перегнившей травы. Она и сама чувствовала себя такой же: перегнившей, ни на что не годной травой. И каждый ее очередной вдох-выдох – это всего лишь приближение неизбежного конца, и ничего более.

Китайские колокольчики безвольно повисли на ветру. Как, какими судьбами приплыли все эти разноцветные стеклышки к ней? Сколь долгим и превратным был этот путь? Но почему они молчат? Ей хотелось, чтобы стеклышки встрепенулись, зазвенели, пропели ей что-нибудь утешительное. Например, что все ее усилия не были тщетными. Но колокольчики молчали, неподвижно повиснув в воздухе, словно издеваясь над ней.

Эдит оторвалась от созерцания реки и направилась в дом. Но уже на самом пороге замерла. Легкий ветерок обдал ее спину, и она представила себе, как закачались колокольчики, подхваченные этим бризом. Но она не стала оглядываться. Закрыла за собой дверь и прислушалась к негромкому позвякиванию стеклышек, будто они все хором вдруг вздумали попрощаться с ней.

Я бросила чемодан на грязный пол в самом дальнем углу подвала, расположенного под домом. Рядом поставила модель самолета, положила пакет с куклами и прочим мелким хламом. Сверху на чемодан положила письмо. Убрала его с глаз долой и подальше. Не нужно мне лишнее напоминание о том, в чем я еще и сама пока не до конца разобралась, в том, что свалилось на меня в последние дни: чемодан, письмо, жертвы авиакатастрофы. Еще пока не переосмыслила до конца все свои воспоминания о бабушке. Своей бабушке. Той женщине, которая бестрепетной рукой затолкала бомбу в чемодан мужа, рассчитав по времени, что она должна взорваться уже после его благополучного приземления в Майами. Но взрывное устройство сработало еще тогда, когда самолет был в воздухе, и вместе с ее мужем по чистой случайности погибло еще сорок восемь человек.

Разумеется, случилась ужасная трагедия. Собственно, и слов таких нет, чтобы ее описать. Даже прошедшие более полувека с тех пор не смогли умалить ее. Трагедия так и осталась трагедией вопреки тому, что уже стали стираться из памяти имена тех, кто погиб в той катастрофе, превратились в глубоких стариков, а то и вовсе ушли из жизни. Кто-то потерял тогда своих любимых, родных, близких. Все это понятно, но пока, боюсь, у меня просто нет сил, чтобы поставить финальную точку во всей этой истории. Надо немного повременить, еще немного подождать. Ведь рядом со мной живет десятилетний мальчик, который вот-вот останется сиротой. Его мама умирает, и пока остатки всех своих сил я должна бросить на то, чтобы поддержать и его, и эту умирающую женщину. Впрочем, в самой глубине души я понимала, что не только этими благородными мотивами объясняется моя медлительность. Чей-то противный голосок постоянно нашептывал мне, что я снова повела себя трусливо и подло.