Мне нужно красиво улыбаться. Быть приветливой с тем, кто никогда не проявлял доброты ко мне. С тем, кто не хотел меня видеть. От этих мыслей в животе все переворачивается. Я не могу даже сжать кулаки – настолько слабой себя чувствую.
– Поторапливайся, Люс, – говорит Джейк маме.
Я знаю, почему он хочет, чтобы мы поторопились, и для чего ему нужны деньги. Им обоим. Разумеется, если нам повезет получить хоть что-то, меня накормят и, может, купят поношенную одежду и обувь. Мои носки настолько старые, что уже стали малы. И я мою голову обычным мылом вот уже месяц.
Но остальное мама с Джейком прокутят. Каждый раз, когда у нас появляются деньги, я не успеваю моргнуть, как они улетучиваются.
Мать берет меня за руку. Войдя через ворота, я следую за ней по длинной подъездной дорожке. Сердце щемит, когда я оглядываюсь по сторонам. Тут так красиво. Целые акры зеленого газона с обеих сторон от асфальта, деревья, кусты, и так пахнет цветами… Боже, интересно, каково будет просто пуститься бегом по этим просторам? Делать колесо, взбираться на красные дубы, устраивать танцы под дождем?
Впереди я замечаю дом. Белый камень выглядит ослепительно на фоне голубого неба. Машины едут по круговой подъездной дорожке. Перед домом виднеются красные пятна – наверное, это розовые кусты, хотя мы еще довольно далеко, поэтому я не могу их разглядеть.
Чем ближе подходим, тем больше я начинаю нервничать. Мне хочется остановиться, а если будет нужно, и упереться пятками в землю. Затем развернуться и сказать: «Я буду воровать еду из маленького магазинчика на нашей улице, если придется, только не заставляйте идти в этот дом». Мне не впервой. Нам были нужны молоко и хлопья, и мама сказала, чтобы я их достала. Если меня поймают за кражу, будучи несовершеннолетней, я отделаюсь легче, чем она.
Остановившись практически у входной двери, мама немного приседает. Ее длинное пальто – единственная красивая вещь в гардеробе; под ней скрывается дешевый наряд. Она держит меня за плечи с грустью в глазах.
– Прости. Дети не должны проходить через такое. – С отчаянным видом мама осматривается вокруг, чуть не плача. – Если бы ты знала, как сильно я хочу, чтобы у тебя было все. Ты ведь понимаешь, что достойна этого, правда?
Я молча смотрю, как ее глаза наполняются слезами. Она непутевая мать и зачастую не думает обо мне, так что порой я ненавижу те обстоятельства, в которых оказалась… И все же знаю: она меня любит. Этого не всегда достаточно, но я вижу, что мама старается.
– Как бы мне хотелось увезти тебя и купить нам такой же дом, – говорит она мечтательно, – чтобы ты всегда улыбалась. – Поднявшись, мама разглаживает складки на своем пальто. – Меня убивает то, что его гаденыш-сын получает все, что хочет, а у тебя нет ничего.
Дэймон. Сын моего отца. Единственный ребенок, которого он признал.
Мать всего несколько раз упоминала о нем, хотя никогда с ним не встречалась. Он только родился, когда она забеременела мной, но мы уже были наслышаны: с Дэймоном проблем не оберешься.
Она снова берет меня за руку и подводит к двери, которую держит открытой слуга, встречающий гостей.
Женщина в сверкающем платье, прищурившись, смотрит на меня сверху вниз, изучая мою одежду. Я быстро отвожу взгляд.
Люди входят в дом, и мы следуем за ними, но мужчина, стоящий у двери, останавливает маму, положив руку ей на плечо.
– Извините, кто вы?
– Мне нужно увидеть Гэбриэла.
Слуга, одетый в белую жилетку, встает перед ней, преграждая путь.
Я выглядываю из-за него и вижу людей в шикарных костюмах и платьях, идущих от двери в глубь дома.
– Мистер Торренс в данный момент принимает гостей.
Приобняв меня, мать решительно отвечает:
– Это его ребенок. Если я не увижусь с ним сейчас, то буду ходить по Тандер-Бэй и раструблю об этом всем жителям вашей тихой деревушки.
Мужчина поджимает губы, и я замечаю, как несколько человек оборачиваются, чтобы посмотреть на нас. Внутри все переворачивается. Вдруг Гэбриэлу все равно, если она это сделает?
Слуга кивает другому мужчине, стоящему возле стены, и тот подходит ближе. Сердце начинает колотиться, пока я наблюдаю, как он обыскивает маму. Закончив с ней, здоровый охранник поворачивается ко мне и проводит ладонями по моим рукам. Я дергаюсь, и мать оттаскивает меня в сторону.
– Не прикасайся к ней, – требует она.
Дрожа, я прижимаюсь к ней, стараюсь спрятаться.
– Следуйте за мной, – говорит слуга и ведет нас в дом.
Я оглядываюсь вокруг, замечая библиотеку, кабинет, какую-то гостиную. Тут практически все темного цвета и сделано из дерева: лестница, мебель, некоторые стены… Когда мы проходим мимо лестницы, краем глаза я замечаю силуэт, стоящий наверху, и поднимаю взгляд.
Это мальчик. Он прислонился к стене, скрестив руки на груди, и внимательно смотрит на нас. У него, как и у меня, темные волосы, но глаза, прищуренные и невозмутимые, кажутся темнее моих. Что-то в его взгляде заставляет меня сжаться. Это он?
– Подождите здесь, – говорит мужчина.
Мы с мамой останавливаемся у двери, а слуга сворачивает за угол.
Мама держит мою ладонь обеими руками. Она делала так, когда пару лет назад к нам домой приходили из службы защиты детей, и еще, когда моим настойчивым учителям удавалось убедить ее посещать родительские собрания. Мама нервничает.
Я слышу чьи-то тяжелые шаги. Сердце подпрыгивает к горлу, и на мгновение я перестаю дышать. На пол падает тень. Подняв глаза, вижу высокого, хорошо одетого мужчину, стремительно приближающегося к нам. Темные волосы с проседью, красивый черный костюм и рубашка, начищенные туфли… Я смотрю на него широко распахнутыми глазами. От его сильного запаха – смеси одеколона и табака – у меня перехватывает дыхание.
Подойдя к матери вплотную, он рявкает таким грозным голосом, что мои руки начинают дрожать:
– Знаешь, что может быть хуже бедной шлюхи-наркоманки? Мертвая бедная шлюха-наркоманка.
Потом он смотрит на меня и приказывает:
– Сядь. Живо.
Прерывисто дыша – глубже не получается – я плюхаюсь на скамейку и нервно дергаю себя за пальцы. Мужчина толкает маму к двери, за которой я вижу стол и какие-то книги, а затем закрывает ее.
О боже. Он такой жестокий. Почему? Да, мать может создавать проблемы, и даже я иногда стыжусь ее, но никогда не желала ей зла.
Я моргаю, чтобы остановить внезапно накатившие слезы. Мне не хочется здесь находиться. Эти люди просто ужасны. По словам мамы, мой папа владеет медиакомпанией и состоит в нескольких советах директоров, что бы это ни значило, но, помимо этого, занимается чем-то еще. Она работала у него, но не уточняет, кем.