– Но почему он в это верит-то? И главное – как складно все выходит у него!
Кальен вернулся с тремя кружками, ногой отодвинул край лавки.
– Слушай, Дорал, а твой искатель – это не Аэриль? Я против нее, конечно, ничего не имею, но мне нужен маг посильнее. Ты ж понимаешь, она – самый обычный искатель, а мне нужен исключительный! Аэриль не потянет – уж не обижайся, а знаю, что вы с ней много лет…
– Аэриль. – Дорал хлопнул себя по лбу и поднялся. – Гасталла, вставай. Кальен, позже расскажешь, хорошо? Нам нужно попасть в Школу, пока…
Распахнулась настежь дверь, сухо стукнула о стену. Снаружи, из загустевших сумерек, внутрь влился горький запах и мужской вопль:
– Гори-ит!
* * *
За те полтора года, что Дорал не был в Тамбо, он просто позабыл про Аэриль и про разрешение на создание портала в ее комнату. Магистр вообще был исключительно поверхностен в отношениях с женщинами – это всегда оказывалось для них неприятным открытием, поскольку своим рвением в наставническом деле Дорал производил впечатление человека ответственного и надежного.
Теперь, вывалившись из портала в комнате Аэриль, Дорал словно оказался в прошлом, в своей прежней жизни – бурной, хлопотной, полной забот и увлекательных приключений. Все тут было как прежде: узкая кровать под лоскутным одеялом, сундук – открытый, словно хозяйка покидала жилье второпях, и Дорал в тот же вздох вспомнил, как противно скрипела крышка этого сундука. Круглый приземистый стол на том же месте, и даже посуда на нем стоит, и стул справа отодвинут в точности как прежде, когда Дорал не мог пройти мимо, не зацепившись за него ногой и не выразившись неподобающим магистру образом. Все на тех же местах и в том же виде, как ему запомнилось из старой школьной жизни. Только раньше здесь пахло сухими травами и яблоками, а теперь в комнате стоял сырой и затхлый запах давно брошенного дома. И толстый слой пыли на всем – словно дымка, делающая неверной и хрупкой саму память о тех недавних, но таких далеких годах.
– Шевелись, магистр! – Окрик Гасталлы выдернул Дорала из совершенно не присущего ему состояния тихого умиления.
И через призраки несуществующих запахов, голосов, прикосновений прорезался треск и хрупанье. Главная башня была неподалеку – нужно лишь пройти через короткий коридор и галерейку, да отворить потемневшую окованную дверь с ржавой пылью у петель. За дверью будет широкая каменная лестница дугой и кабинет ректора через один пролет…
Только вот башня горит!
Коридор заканчивался грудами битых камней, от галереи осталось только подобие моста: обрушилась стена, выходящая к школьному забору, крыши тоже не было.
Да и не нужна была никакая дурацкая крыша! Она бы помешала разглядеть горящую башню вблизи, с расстояния тридцати шагов. И стена была не нужна – иначе не было бы видно, сколько собралось за забором людей, не так хорошо слышны были бы их крики.
Все это в полвздоха пронеслось в мыслях Дорала и пропало. Осталась только медленно пожираемая огнем башня Школы. Единственное место в мире и Мирах, которое Дорал мог считать своим домом.
Стылый Жар, разъедающий камни, был неумолим, нетороплив и величественно-прекрасен, как всякое истинно разрушительное явление.
Он охватывал башню по всей высоте, оставляя свободным лишь тот самый дверной проем в конце галерейки. Огонь поглощал камень, вгрызаясь вглубь, и приглушенное красно-бурое свечение становилось все светлее и ярче. Было слышно, как вздыхает пожираемый огнем камень, и в этом звуке была тоскливая безысходность, будто башня знала, что Стылый Жар нельзя остановить, будто она понимала, что умирает.
Умирает на глазах у всего города. Под истошные крики людей, перед которыми рушится их последняя надежда на спасение. Под грохот, с которым сотни рук колотят по толстым прутьям неразрушаемой ограды. Под безмолвный вопль своего воспитанника, который опоздал совсем немного, быть может, на считаные вздохи – безнадежно, безвозвратно опоздал.
– Дорал, сынок, ты как здесь, откуда?
Ни магистр, ни Гасталла не заметили, откуда появился старик. Верно, вышел из горящей башни – не случайно же Стылый Жар так бережно обходил дверь. Старик был полный, аккуратный, и отчего-то он вызывал доверие, хотя каждая черта лица по отдельности выглядела неприятной – крючковатый нос, тонкие губы, сильно отвисшая складка под подбородком. Пламя горящей башни подсвечивало сзади густые серые волосы, и они казались зловещими, алыми.
– Ректор!
Лицо Дорала разгладилось, магистр подался вперед, точно хотел убедиться, что глаза его не обманывают, что ректор в самом деле жив, цел, в здравом разуме… Только если ректор в своем уме, то кто же вырастил Стылый Жар?
– В башне был кто-то еще? – влез Гасталла, тоже сделал шаг вперед.
Ректор посмотрел на него непонимающе, словно только теперь заметив, мотнул головой: нет, никого.
– Получается, – некромант обернулся к Доралу, – получается, что это все-таки старик уничтожает Школу? Так тут одно из двух: или старик спятил, или вправду продался демонам. Ты как хочешь, а я теперь во все поверю.
– Вы уже знаете, – ректор мягко улыбнулся, – это хорошо, Дорал, сынок, это хорошо, потому что времени нет, не до объяснений. Не хотел я, чтоб ты это видел. Уходи, сынок, уезжай отсюда подальше, за море, ты слышишь меня?
– Какое, к демону, море? – Магистр сделал еще шаг вперед, вгляделся в лицо старика, словно искал в знакомых чертах – чужие.
Ректор выглядел совершенно обычно, только обычный ректор не мог говорить ничего подобного.
Огонь ярко освещал остатки галереи, выхватывая ее из сгустившейся тьмы. Люди за забором кричали все исступленней, но было непонятно, видят ли они магов или смотрят только на башню.
– Зачем ты сжигаешь Школу, старый дуралей? – снова встрял Гасталла. – Чего тебе демоны наобещали за сожженную Школу, а? Жизнь или кошелек?
– И то, и другое, – тонкие губы дрогнули в улыбке, – и еще новый дом далеко отсюда. Но главное не во мне. Главное в людях. Дорал, сынок, не думай обо мне плохо. Мы ничего не смогли бы сделать, Идорис обречен, понимаешь? Спасутся лишь те, кто уедет за море, туда большая сушь доберется не скоро, на человеческий век спасения хватит. Уезжай, сынок, слышишь меня?
– Да как ты мог такое сделать! – заорал магистр. – Какие демоны, какое море, это же Школа, это же твой дом тоже, ты же в нее вложил столько, сколько никто…
Старик покачал головой и полез за пазуху. Гасталла упреждающе поднял руку со слабо засветившимися пальцами, Дорал шагнул к некроманту, становясь между ним и ректором, но тот вытащил из-под куртки всего лишь костяной свисток на кожаном шнурке. Сильно дунул в него, не издав ни звука, и снова сунул за пазуху.
Гасталла и Дорал переглянулись. Стылый Жар, разгоревшийся в полную силу, бросал на их лица отблески: желтые, алые, красные, и в этих отсветах казалось, будто лица искажаются страшными болезненными гримасами.