Упреждающий удар Сталина. 25 июня - глупость или агрессия - читать онлайн книгу. Автор: Марк Солонин cтр.№ 82

С другой стороны, именно потому, что ключевые решения принимались не в Берлине, а в Хельсинки, у советского руководства была реальная возможность договориться с правительством Финляндии и обеспечить спокойствие на финской границе мирным путем. Молотову вовсе не нужен был Гитлер в качестве «посредника» на переговорах с Рюти и Маннергеймом. Достаточно было наличия доброй воли и желания. И это отнюдь не запоздалые прожекты дилетанта. Сам товарищ Сталин сформулировал один из возможных путей решения проблемы следующим образом:

«СССР придает большое значение вопросу о нейтрализации Финляндии и отходу ее от Германии… В этом случае Советское Правительство могло бы пойти на некоторые территориальные уступки Финляндии, с тем чтобы замирить последнюю и заключить с нею новый мирный договор» (173. стр. 3).

Отличное предложение. Подлинный пример государственной мудрости, которая подчиняет себе мелочные соображения личных амбиций и пресловутого «имиджа». К сожалению, о своей готовности «пойти на некоторые территориальные уступки» и заключить с Финляндией «новый мирный договор» товарищ Сталин заявил (в письме президенту США Ф. Рузвельту) лишь 4 августа 1941 г. О том, где находились финские войска 4 августа 1941 г., мы будем говорить в последней части этой книги. Пока же отметим главное: накануне начала советско-германской войны в Москве не было предпринято ни малейших попыток «замирить» Финляндию. Что же касается «дружеских жестов» (вроде замены посла в Хельсинки и великодушного, хотя и уже запоздалого, обещания возобновить поставки зерна), которые привели в такое умиление тогдашнего посла в Москве Паасикиви и некоторых нынешних финских историков, то руководители Финляндии, разумеется, не согласились считать это достойной компенсацией за агрессию «зимней войны» и грабительские условия Московского мирного договора.

Весной 1941 года стабильность северного фланга общего фронта Красной Армии решено было обеспечить не дипломатическим, а военным путем. Активной обороной. Высшее военно-политическое руководство СССР решило, что 15 стрелковых дивизий и двух мехкорпусов Ленинградского округа (Северного фронта) будет вполне достаточно для «нейтрализации Финляндии». Вообще-то товарищ Сталин еще в апреле 1940 г. объяснил самому себе и своим генералам, что «наступление финнов гроша ломаного не стоит». Выступая с заключительным словом на совещании высшего комсостава Красной Армии, он говорил:

«…Финская армия очень пассивна в обороне, и она смотрит на линию обороны укрепленного района как магометане на Аллаха. Дурачки сидят в дотах и не выходят, считают, что с дотами не справятся, сидят и чай попивают… Как наступление финнов, то оно гроша ломаного не стоит. Вот три месяца боев, помните вы хоть один случай серьезного массового наступления со стороны финской армии? Этого не бывало… Они очень редко шли на контратаку, и я не знаю ни одного случая, чтобы в контратаках они не провалились. Что касается какого-либо серьезного наступления для прорыва нашего фронта, для занятия какого-либо рубежа, ни одного такого факта вы не увидите. Финская армия не способна к большим наступательным действиям…»

Подчиненные подсказку поняли. И вот уже в разведсводке штаба 10-го мехкорпуса (Ленинградский ВО), подписанной начальником штаба корпуса 29 июня 1941 г., появляется пункт 8, посвященный «политико-моральному состоянию противника». Состояние – просто удручающее:

«Политико-моральное состояние солдат финской армии за 40–41 гг. резко понизилось. Часты случаи нарушения дисциплины (пьянки, самовольные отлучки, пререкания, невыполнение приказов и пр.), большое недовольство плохим питанием и удлинением срока службы. Кроме того, на солдат оказывает огромное влияние общее тяжелое экономическое положение трудящегося населения и напряженное политическое положение, вызванное поражением в прошлой войне и реакционным курсом правящей клики» (190).

Стоило ли волноваться за устойчивость обороны войск Ленинградского округа, когда перед ними был такой морально разложившийся противник? Что же касается возможного прорыва немецких войск через Прибалтику и линию Остров-Псковского укрепрайонов к южным пригородам Ленинграда, то такая ситуация даже не обсуждалась. «Все тогда были твердо уверены, – пишет в своих мемуарах Главный маршал авиации (а в то время – командующий ВВС ЛенВО) А.А. Новиков, – что войскам округа придется действовать лишь на советско-финской границе, от Баренцева моря до Финского залива. Никто в те дни даже не предполагал, что события очень скоро обернутся совсем иначе». В данном случае память Новикова не подвела. В ходе оперативно-стратегической игры, проведенной Генштабом Красной Армии в январе 1941 г., «западные» имели задачу выйти к Западной Двине на 30-й день наступления. Но и этого им «восточные», разумеется, не позволили, и дальше линии Каунас – Шауляй «западные» не продвинулись (да и к этой линии от границ Восточной Пруссии «западные» шли 10 дней). Лишь в кошмарном сне Сталину могла привидеться ситуация, когда на 5-й день войны немцы форсируют Западную Двину, а на 18-й день займут Псков… С твердой уверенностью в несокрушимую мощь своей армии Сталин бодрым шагом повел страну к величайшей в ее истории катастрофе.

В том страшном году день 17 июня пришелся на вторник. Обычный летний рабочий день. Заголовки центральных советских газет дышали безмятежностью, весьма близкой к скуке. Передовица в «Известиях» под названием «О колхозном ширпотребе и местной инициативе». Далее идут статьи «Итоги реализации нового займа» и «Профсоюзно-комсомольский кросс начался». Некоторое оживление обнаруживалось только на последней странице. Там, где был опубликован страстный призыв руководства «Главконсерва»: «Возвращайте порожние стеклянные банки и бутылки!» На фоне этой мирной благодати особенно контрастно выглядели заголовки второй полосы номера, посвященной событиям заграничной жизни: «Война в Европе», «Война в Сирии», «Война в Африке», «Бомбардировки Кипра и Гибралтара», «Военные мероприятия Соединенных Штатов». Каждый читатель мог таким образом наглядно оценить плоды мудрой, неизменно миролюбивой внешней политики Советского Союза.

Именно в этот день, 17 июня 1941 г., поднятая по боевой тревоге 1-я танковая дивизия из состава 1-го мехкорпуса Ленинградского военного округа начала погрузку в эшелоны, уходящие в заполярный Алакуртти для «выполнения специальной задачи» (175). Точный текст приказа (названного в отчете командира 1 МК «личным распоряжением начальника штаба ЛВО генерал-майора Никишева»), к сожалению, неизвестен. В архивных фондах 1-го мехкорпуса (ф. 3422) и 1-й танковой дивизии (ф. 3000) этот документ найти не удалось. Строго говоря, единственным письменным подтверждением того важнейшего обстоятельства, что в приказе были использованы слова «боевой», «боевая тревога», являются опубликованные в 1987 г. воспоминания командира 1-й танковой дивизии В.И. Баранова («поднятые накануне по боевой тревоге танкисты находились на погрузочных площадках железной дороги, где ставили свои машины на платформы…») (186). Впрочем, в этом случае – как и во многих других – реальные факты являются не менее красноречивыми, нежели бумажные документы.