Не плачь - читать онлайн книгу. Автор: Мэри Кубика cтр.№ 33

Я боюсь за Эстер и одновременно возмущена ее тайными кознями. Почему она так хочет заменить меня? И куда ведут многочисленные следы? Эстер писала жутковатые письма человеку, к которому она обращается «Любовь моя»; Эстер поместила объявление в «Ридере» о поиске соседки; Эстер сменила имя; Эстер сфотографировалась на паспорт; Эстер попросила сменить в нашей квартире замки. Эстер, Эстер, Эстер…

С чего мне волноваться за Эстер, если все происходящее – ее рук дело?

Кроме того, если я не буду смеяться, я сойду с ума.

Мы вылезаем из такси в нашем маленьком жилом квартале на Фаррагут-авеню; ветер треплет мне волосы и тащит в противоположную от дома сторону. Инстинктивно хватаю Бена за плечо, и он помогает мне не упасть и не улететь.

Я выпускаю его.

– Ты как? – спрашивает он.

– Нормально, – отвечаю я. – Просто ветер сильный. – Но я по-прежнему ощущаю прикосновение его плеча и невольно думаю: «Что такого, в конце концов, он нашел в Прии? Почему она, а не я?!»

Гоню прочь неуместные мысли.

Бен идет первым; я поднимаюсь на наше крыльцо за ним по пятам. Открыв белую дверь, мы входим в пустой подъезд. Внизу нет ничего, кроме шестнадцати почтовых ящиков и грязного серого коврика. Коврик весь в пыли и саже.

На коврике написано «Добро пожаловать», хотя он перевернут и надпись видна, когда уходишь.

Понятия не имею, что сделаем мы с Беном или как мы попытаемся разыскать Эстер. Зато я знаю другое. Я счастлива до безумия, потому что не одна. Рядом со мной умный, практичный Бен; он поможет мне разобраться во всех бессмысленных идеях, которые приходят мне в голову. Кроме того, мне просто одиноко и ужасно хочется, чтобы кто-нибудь составил мне компанию. Приятно беседовать не только с самой собой. И все же самое приятное, что рядом со мной не просто «кто-то», а Бен.

Вынимаю почту из ящика, и мы начинаем подниматься по лестнице: Бен впереди, я сзади. Я солгу, если скажу, что не глазею на его зад.

У двери долго вожусь с ключами; совсем забыла, что мой ключ – маленький медный ключик, которым я пользовалась почти год, – уже не подходит к замку; роюсь в карманах в поисках нового ключа, который взяла у техника-смотрителя Джона. Когда мы входим в прихожую, я захлопываю дверь ногой и бросаю стопку писем на столик. Иду на кухню, даже не просмотрев почту. Бен заглядывает на кухню: в руках у него какой-то каталог.

– Интересно, – говорит он, – кто из вас покупает по этому каталогу – ты или Эстер?

Он улыбается, словно поддразнивает, но внезапно я испытываю раздражение и замешательство. Я часто вижу этот каталог. Он регулярно появляется в нашем с Эстер почтовом ящике; конечно, он почти сразу же отправляется в мусорную корзину, как реклама ресторанчика, в котором мы с Эстер как-то отравились. Почему нам по-прежнему бросают этот каталог? На обложке изображена девица не старше двадцати в каком-то оккультном наряде: платье-туника, которое было бы милым, если бы не узор из черепов и скрещенных костей, туфли на платформе с пиками, торчащими со всех сторон. На шее у нее кожаный ошейничек; он такой тугой, что мне странно, как его владелица не задыхается. Я беру у Бена каталог и, сама не знаю почему, переворачиваю его. Чей адрес там указан? Почему его упорно бросают в наш почтовый ящик? Может, каталог заказывает Эстер? Может, в прошлой жизни она была вампиром? Готом? Одевалась в черное и тусила по клубам под кличкой Ворона, Буря или Друзилла? Может, у нее странное влечение к смерти, к сверхъестественному? Не знаю. Ничего не знаю… У меня ужасное чувство: я больше не знаю, кто такая Эстер.

Но в адресном прямоугольничке значится совсем другое имя. Там написано: «Келси Беллами или нынешний обитатель дома 1621 по Фаррагут-авеню».

Адрес определенно мой, но кто такая Келси Беллами? Я ни разу не спрашивала Эстер о ее предыдущей соседке, а она никогда ничего о ней не рассказывала. Ее словно и не было, хотя, конечно, я знала о ее существовании. Именно поэтому в ее квартире освободилось место; Эстер понадобилось заполнить комнату, которая когда-то дышала жизнью, но вдруг лишилась ее.

У меня неожиданно возникла мысль, воспоминание: имя, нацарапанное на стене в моем встроенном шкафу, забытый кусок фотографии, на котором я заметила прядь волос Эстер – я нашла его на полу в тот день, когда въехала.

Я спешу в свою комнату.

– Ты куда? – спрашивает Бен и идет за мной.

Я подхожу к шкафу, раздвигаю дверцы и начинаю наугад вытаскивать вещи; платья на плечиках швыряю прямо на пол, отодвигаю чемодан на колесиках, которым никогда не пользовалась. Его подарили мне родители на выпускной – на тот случай, если мне вдруг придется «собраться и уехать». Сейчас у меня действительно потребность «собраться и уехать». Но куда?

– Что ты ищешь? – спрашивает Бен, и я дрожащей рукой показываю на пять букв, выцарапанных на сухой штукатурке. Похоже, их вырезали перочинным ножиком. Еще час назад эти пять букв ничего для меня не значили, но теперь значат.

«Келси».

«Все веселятся и играют, пока кто-нибудь не пострадает…» Кажется, так говорится в пословице?

Как нельзя кстати.

Мы сидим в гостиной. Бен устроился на розовом диване, я в черно-белом клетчатом кресле, потому что мне кажется, что я не должна навязываться. Так лучше. Конечно, я могла бы сесть на диван рядом с ним; он сдвинулся на самый край и оставил мне достаточно места. Но сесть рядом с ним я стесняюсь; по-моему, это было бы чересчур смело. А что, если, после того как я подсяду к нему, он встанет и пересядет в кресло? Совсем нехорошо.

Нет, лучше не надо… В кресле я словно на водительском месте, в седле, у руля.

Именно я сейчас главная. Кстати, с его места напротив меня лучше видно. «Чтобы лучше видеть тебя, милая».

Его русые волосы подстрижены скобкой; чтобы поддерживать форму, ему приходится через неделю ходить в парикмахерскую. Лицо серьезное, как всегда, когда он работает, например, когда, как и я, занимается важнейшим делом – проставляет сквозную нумерацию. Только сейчас он не наклеивает ярлычки. Его пальцы порхают по клавиатуре; время от времени он взглядывает на монитор. Снова что-то набирает и снова смотрит. Набирает и смотрит. Туфли он снял, а ноги положил на кофейный столик. Носки у него черные, до середины икры. Галстук он тоже снял и расстегнул две пуговицы на винтажной оксфордской рубашке. Под рубашкой нет нижнего белья; кожа загорелая и гладкая.

Мне хочется ее потрогать.

– Очень странно, – говорит он мрачным тоном и поднимает голову. Наши взгляды встречаются, хотя я и так не свожу с него глаз.

Почти пять вечера. Скоро наши сотрудники разойдутся по домам, спеша покинуть черный небоскреб, словно крысы – тонущий корабль. За окнами квартиры быстро сгущаются сумерки. Конец рабочего дня. Я встаю с клетчатого кресла, чтобы включить изогнутый торшер. Комнату заливает желтый свет.

– Что странно? – спрашиваю я, и Бен отвечает: