Иностранный русский - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Шахматова cтр.№ 39

– Ну если серьезно, то это сочинение с использованием глагола «ехать» с приставками и предлогами. Весьма, кстати, грамотно выполнено. Так что как преподавателю Александру Сергеевичу, безусловно, пять. – За меня заступилась Эльвира Руслановна.

Это было тем более неожиданно после того, как я застукал ее у шкафа собирающей методические материалы из-под пломбы. Если честно, то, судя по ее недавнему настроению, я думал, что она относится ко мне примерно с тем же чувством, с каким благородные звери относятся к гиенам или койотам. Из-за ситуации с соавторством я превратился в ее глазах в некое подобие падальщика, который приходит к ослабевшей жертве и рвет еще живое, неспособное к сопротивлению тело. Ожидать, что Эльвира Руслановна пошевелит хоть одним из своих наманикюренных пальчиков, чтобы помочь мне, было бы глупейшим делом. И тем не менее она пришла на помощь.

Мачихо отрицательно помотал головой.

– Глагол, говорите? Глагол? – Его и без того маленькие глазки стали совсем крохотными. – Глагол тут только один, и этот глагол – «наркотрафик».

– Наркотрафик – это существительное, – справедливо поправила майора Эльвира Руслановна.

– Существительное, именно! – воскликнул Мачихо. – От слова «осуществлять», то есть производить преступную деятельность.

На этих словах Мачихо открыл другую тетрадь и зачитал:

– Границу лучше проходить в пункте Нижний Пяндж. Знаете, что такое Нижний Пяндж? – спросил майор.

Но никому из присутствующих это название ничего не говорило.

– А я вам скажу, что это такое, и объясню, чем Нижний Пяндж лучше Ишкашима или трех других пропускных пунктов на афгано-таджикской границе! Нижний Пяндж – это самый загруженный таможенный пункт. И с чего бы там «лучше» проходить границу, спросите вы? А с того, уважаемая кафедра, что на этом пункте хуже всего организована досмотровая служба, и именно через этот пункт идет бо́льшая часть наркотрафика. Зачем это вам? – Мачихо подошел вплотную к моему столу и, словно нагадившему коту, сунул открытую тетрадь мне в нос. – Александр Сергеевич, объясните!

Говорить, что я был обескуражен, наверное, излишне. Ситуация просто абсурдна. Такого не бывает. Во всяком случае, такого не может произойти со мной. Да, мы с теткой расследовали преступления, связанные со словом, но в этот раз я сам постоянно оказывался под подозрением. Что за сумасшедший дом эта кафедра?

– Это просто учебное задание, – пробормотал я.

– Учебное для кого? Вы учите или вас обучают?

– Маршрут мог быть любым, – зачем-то оправдывался я, хотя было очевидно, что майор Мачихо вдарился в паранойю.

– Так почему он мог быть любым, а получился маршрут наркотрафика? И что особенно характерно – в каждой тетради! Все ваши студенты едут, избегая больших городов и малозагруженных пропускных пунктов.

Как выяснилось, майор собирал кафедру не на горячую голову. Он подготовился. Зажужжал проектор, и на экране появилась карта, на которой красными стрелками были отмечены все наиболее вероятные маршруты провоза контрабанды.

– Вот карты, полученные оперативным путем. А теперь сравните с тем, что пишут ваши студенты. Что вы на это скажете, Александр Сергеевич?

Что я мог на это сказать? Мои студенты – те еще засранцы. Но такой подставы я от них точно не ожидал.

– Два минуса вам, Александр Сергеевич, за провокацию. И не думайте, что вы отделаетесь только лишением премии! Этому делу еще будет дана соответствующая оценка. Ну надо ж! А такое имя у вас приличное! Прямо-таки задающее высокий культурный стандарт…

Мачихо закончил разоряться и, обернувшись к остальным присутствующим, изрек с важностью:

– Имейте в виду: так будет с каждым, кто будет давать студентам непродуманные и несанкционированные задания. Помните, мы работаем с особым контингентом. Наша задача – не устраивать провокации, а постоянно укреплять оперативную бдительность.

Я остановил товарища майора уже в коридоре, когда он, довольный собственной прозорливостью, выкатился с кафедры и потопал в направлении своего кабинета.

– Скажите, пожалуйста, наркотрафик – это ведь условное название?

Мачихо не понял.

– Я имею в виду, если границы так плохо защищены, то этим путем можно вывезти не только наркотики?

– Конечно, – нахмурился майор. – Оружие, например.

– Драгоценные камни?

– Сколько угодно. С Алтая еще возят балабанов, соколов, сапсанов. Очень популярные птицы на Востоке и в Китае. Икру возят. Много чего…

«Людей, например», – подумал я, но вслух, конечно, не сказал.

– А вам это зачем? – сощурился майор и попытался перегородить мне дорогу, но я уже не был в состоянии отвечать на его безумные подозрения. Не придумав ничего лучше, я извинился и скрылся в туалете.

В «Абажур» мы с Ольгой не пошли. После общего сбора за нею заехал жених: высокий, красивый, в костюме, с выбритыми висками и зачесанной набок густой шевелюрой. На нашей выложенной розовым кирпичом дорожке они смотрелись как высокобюджетная пара голливудских актеров где-нибудь в Каннах.

Дни моей большой надежды были сочтены. Эта влюбленность была пока недостаточно большой, чтобы стать великой любовью, но уже вполне годилась для того, чтобы стоять, облокотившись на подоконник, и грустить, глядя вниз на исчезающую мечту.

Обернувшись, я заметил Билала, который стоял в другом конце коридора в той же, что и я, позе.

Теперь я немного лучше понимал его. В афганской культуре с системой сложного сватовства, договора между родителями жениха и невесты, с внесением калыма и богатых подарков практически нет такого понятия, как отказ. Плохо это или хорошо? Феминистки могут распять меня на огромной пластмассовой вагине и пронести по улицам Мадрида или Парижа, но в данный момент я был скорее согласен с восточными традициями, чем с прогрессивной европейской общественностью, дающей женщинам права на жестокое динамо.

Мужчины Востока не знают, как реагировать на отказ. Сказать честно – никто не знает. Несмотря на всю нашу свободу в отношениях между мужчинами и женщинами, несмотря на узаконенный поиск вариантов, секс по дружбе и прочие приметы свободы и равноправия полов, получать отказ все равно невыносимо трудно. Отказ – это всегда серпом по яйцам. Я не знаю ни одного нормального мужчину, кто мог бы, услышав «нет», ответить: «О да, милая, все отлично, можем остаться друзьями и ходить по воскресеньям в оперу».

Вся проблема только в реакции. Ты думаешь: черт, я сейчас стукну тебя по голове, заверну в ковер, принесу домой, разверну и хорошенько вставлю тебе, чтобы не выделывалась. Ну а на деле ты мямлишь что-то другое: «Ладно, понятно, я отвалил, но помни, это ты меня бросила». Или: «Все хорошо, мы все взрослые люди».

Я впервые сегодня подумал о том, что Борис в отношении моей тетки тоже имеет какую-то свою правду: иногда лучше не спрашивать. Просьба и без того самый опасный речевой акт. А уж просьба о любви – это настоящий проход по канату над горящей пропастью.