Robbie Williams. Откровение - читать онлайн книгу. Автор: Крис Хит cтр.№ 126

* * *

Сегодня Роб снова на «X Factor» — там он исполнит «Love My Life». Он сидит в трейлере-гримерке. «Странно быть здесь, знаете ли, — говорит он. — Такого дискомфорта я нигде больше не ощущаю. Не знаю, может, потому, что это конкурс, который жюри судит? И энергия тут странноватая. Как будто выступаешь на концерте для таблоида».

Я больше чем уверен, что все его окружающие думают о неловкой истории Роба с «X Factor», но поднимать эту тему никто не хочет. Он захотел — косвенно.

«А еще, — говорит он, — это как вернуться на место преступления. До того я так и чувствовал».

Сегодня все проходит гладко. Ему некомфортно выступать одному в таком большом пространстве, прикованным к одной точке, в то время как по экрану позади него бегут какие-то детские каракули, пока, наконец, в самом финале не появятся изображения двух маленьких детей, но все это довольно эффектно. Оправдав все надежды и ожидания, эта песня станет настолько успешной, насколько нужно альбому — радио месяцами будет крутить ее, и, вопреки всем враждебным силам, она даже обоснуется в чарте синглов.

Его выступление записано заранее днем и в вечернее шоу просто вмонтировано, так что к трансляции он уже вернулся в свой новый дом и сидит на диване в компании, включая Айду и его маму. Когда подходит время его выступления, он натягивает на голову майку, отворачивается и затыкает руками уши. Это не актерство ради привлечения внимания. Он правда не хочет смотреть. Пока Робби Уильямс поет с телеэкрана, Джа поглаживает сына по колену.

Потом мама говорит: «Отлично выступил, молодец».

«Все закончилось, — говорит Айда. — У тебя получилось».

«Получилось?» — спрашивает он неуверенно.

«Было очень круто», — уверяет она.

«Ага», — говорит он вяло, как будто совсем в этом не убежден.

«Выглядел ты просто изумительно, — продолжает Айда. — Худенький такой. Не похоже, что на лекарствах. Красивый очень. И экраны удачные».

В этот самый момент по полу пробегает мышка, замирает перед телевизором, потом уносится.

* * *

Следующим утром в 7 часов 25 минут Роб подходит к обеденному столу, усаживает за него Тедди, чтоб покормить, заодно заводит ей на своем компьютере вчерашнее выступление на «X Factor», чтоб она оценила папочку, а сам выходит в сад покурить — и чтоб себя не смотреть.

Я выхожу с ним за компанию, поболтать. На улице холодно.

«Необязательно на самом деле прям сейчас подниматься», — бормочет он.

Нужно время, чтоб привыкнуть к новому дому, с чем-то еще нужно освоиться. Он пытается открыть дверь, чтоб мы вошли обратно, а оказывается, что она заперта и снаружи не открывается. Приходится стучать в окно, пока кто-то не услышит и не пустит нас в дом.

* * *

Однажды Айда занята и просит Роба поехать посмотреть школу для Тедди. Опыт этот его сбивает с толку.

«Я вот прям совсем себя не в своей тарелке чувствовал, я ж сам необразованный совершенно, школа — это вообще не мое, а тут я хожу по всем этим невероятным школам, которые совсем не похожи на ту, в которую я ходил в семидесятые в Стоке. Директриса мне школу показывает, а я так странно себя чувствую, социально в том числе — здесь же все такие умные, учителя, а я только в семидесятые в Стоке учился и даже не доучился — аттестат так и не получил. Она говорит что-то, а я изо всех сил стараюсь, делаю вид, что слушаю и понимаю, киваю, а в голове бардак полный. Отчаянно пытаюсь не выглядеть сумасшедшим, а выглядеть как человек, адекватно воспринимающий информацию, потому что это довольно важно, о моих же детях речь. Договорив наконец, директриса обращается ко мне: а у вас к нам есть какие-нибудь вопросы?»

Роб понимает, что какой-то вопрос задать он должен. Голос в его голове подначивает: «Давай же вопрос свой! Давай! Важно, чтоб ты задал вопрос — это ж и они с тобою собеседование проводят!» Но ничего похожего на правильный вопрос он не может придумать, так что рассудок каким-то образом обращается к его школьным дням, к тому, что имело более смысла в тогдашнем Стоке, нежели в этой элитной частной школе в Лондоне 2016 года.

«А эта школа, — наконец выдавливает он, — она с другими дерется?»

(Для протокола: ему ответили «нет». Нет, они не дерется.)

* * *

В его доме — ни в каком его доме — нет фотографий Робби Уильямса на стенах. И золотых дисков. Никаких наград в кабинетах или на камине. Только из-за того, что карьера позволила заплатить за покупку дома, дом не должен превращаться в храм карьеры.

На самом деле есть в этих стенах одна из 18 наград Brit Awards — недавняя The Brit Icon Awards. Айда забрала ее к себе в гардеробную, запретив ему делать с этой наградой то же, что и с другими — то есть просто отдать кому-нибудь. Почти все остальные раздарены. Родителям, в частности. Одна ушла Филу Тейлору, чемпиону мира по дартсу, — он родом из Стока. У кого остальные, Роб даже вспомнить не может. Одно время он носился с идеей меняться наградами с другими артистами и спортсменами, но ничего не вышло: люди гораздо сильнее привязаны к своим трофеям, чем Роб. Однажды Уэйн Руни получил травму перед Кубком мира, и Роб отправил ему записку «Вазза, поправляйся давай, ты нам нужен здоровым», и к записке приложил — «Момент безумия у меня был» — для пущей бодрости одну из своих Brit Award. (Руни в ответ прислал свои бутсы с автографом, в которых он играл на турнире, пусть это и не тот обмен трофеями, на который надеялся Роб.)

Довод, почему он не хочет держать при себе награды — тот же, которым он обосновывает, почему они в первую очередь заставляют его беспокоиться — та же изматывающая противологика, которая годами разжигала, потом саботировала, потом снова зажигала его карьеру.

«Они — зеркало моего невроза и самооценки. Не думаю, что я их заслуживаю, так что они — памятники моей заниженной самооценки».

Все напоминалки о том, кто он есть, хорошие и плохие, которые ему нужны, — все в его голове. И еще больше таких он получает каждый раз, когда покидает жилище и выходит во внешний мир. Существует предел его контроля над тем и над другим, а он проводит и там, и там много времени. Но в срединном месте, в доме, где он живет, приятно представить себе, что может быть уголок спокойствия там, где есть вещи поважнее — пусть и на короткое время.

* * *

Октябрь 2016 года

Ближе к финалу их встречи в номере отеля Воэн спрашивает еще про один известный эпизод из 2002 года. Тогда Роб, подписав с EMI контракт на «свои восемьдесят миллионов фунтов стерлингов», как он про него говорит, появился перед толпой фотографов в футболке Motley Crue без рукавов, выбросил руки вверх и крикнул: «Я богат! Как и мечтать не мог!»

Роб очень хочет все объяснить — не потому, что тем моментом можно гордиться, а потому, что он хочет, чтоб люди по крайней мере взглянули на событие того дня его глазами.

«Я только что сошел с самолета, — рассказывает он. — И мне только что дали этот контракт, который я подписал, а контракт на восемьдесят миллионов — ну, понятно, подпишете — и он ломает мою самооценку». (Это, как вы могли заметить, знакомый поведенческий паттерн: такая смесь сомнения с параличом каждый раз, когда сильно чествуют или награждают.) «Потому что, — продолжает он, — ну как теперь выступать, когда ты сто́ишь восемьдесят миллионов? Как такое делается вообще? Почему на меня такое возложили? Как такое произошло? Нереальное что-то. Так что я вхожу в эти офисы, а там толпа папарацци, ждут, когда я буду подписывать эту рекордную сделку. И мне, разумеется, надо скрыть то, что я чувствую себя не стоящим этих денег. Я подписываю бумаги, фотографируюсь, молчу, ничего не говорю, а они начали: ну давай, Робби, скажи чего-нибудь, дай нам что-то, цитатку дай. А я стою и думаю: ну сюр же полный. Не хватает только увеличенной фотографии чека на картонном щите. Такое им надо? Чтоб я стоял у щита этого, на котором написано Робби Уильямсу 80 миллионов фунтов от EMI? И мне вдруг представилась лотерея. И я думаю: так, а что та дама сказала, которая выиграла в лотерею?»