– Нет, – заявила она. – Я сказала, что мы будем брать Коростень, и мы его возьмем.
Воеводы зашевелились, закрутили головами так, что пламя светильников заколебалось, разгоняя мохнатые тени по покрывалам шатра.
– Не все так просто, княгиня, – вздохнул Свенхильд. – Сейчас я тебе покажу. – Он развернул на столе большой свиток. – Здесь сама крепость изображена и укрепления вокруг. Это река Уж, видишь? А тут, на правом берегу, Коростень стоит на скале гранитной…
– Шестьдесят локтей в высоту, между прочим, – уточнил Мстислав хмуро.
Ольга склонилась над свитком, который придерживал за края Свенхильд, и перстней на его пальцах было не меньше, чем шрамов. Много крепостей взял он на своем веку и хорошо представлял себе, какие трудности ожидают осаждающих Коростень.
– Еще и стены, – заметил он.
– Я вижу, что город не так уж велик, – произнесла Ольга упрямо.
– Смотри, княгиня, – вмешался Бердан, водя выпуклым желтым ногтем по карте. – Тут тройная линия валов и рвов проходит. Каждый новый вал выше прежнего, а все рвы глубиной в пятнадцать локтей.
– Откуда тебе это известно, Бердан? Ты что же, мерки снимал?
– Мы ночью пластунов на укрепления посылали, – пояснил Ярополк, и в его голосе послышался упрек. – Из пяти только двое воротились. Остальных стрелами проткнули. Древляне факелы на шум бросают, не шибко спрячешься.
– Факелы бросают, – повторила Ольга.
В ее мозгу зародилась какая-то смутная, еще не облеченная в слова мысль. Она нахмурилась, словно голоса воевод мешали ей думать.
А они все шумели и шумели, перебивая друг друга. Показывали на рисунке, как прикрывает город река с притоками и болотами. Пугали сторожевой башней на скале и Змиевыми валами, протянувшимися сзади.
– Тут можно половину дружин потерять, если не больше, – заключил Свенхильд, переглядываясь с воеводами, которые важно кивали. – Нельзя идти на приступ, княгиня. Стоять надо.
– Сколько? – отрывисто спросила Ольга. – Полгода? Год? Два?
Воеводы снова обменялись быстрыми взглядами.
– Время покажет, – высказал общее мнение Свенхильд. – До зимы подождем, а когда воды льдом прихватит…
– Станем весны ждать, – закончила Ольга, презрительно кривя губы. – А думал ты, во сколько осада казне обойдется? Чем кормить такую ораву станем? Как обогревать?
– В окрестных селениях… – начал было Мстислав, кашлянув в кулак.
Княгиня его перебила:
– В окрестных селениях ваши молодцы прогулялись, там теперь шаром покати. Что сразу не отобрали, то в земле схоронено. А избы на дрова разбирать не позволю, там бабы и дети малые.
– Снарядим отряды лосей бить и лес валить, – не сдавался Бердан.
– Это сколько же человек понадобится? Да и зверь разбежится, попрячется. Нет, не годится такая затея.
– Тогда, может быть, ты, княгиня, подскажешь? – вкрадчиво заговорил Ярополк. – Вразуми нас, глупых, как крепостной град взять и войско не утратить. – Он шутовски поклонился. – У тебя, чай, опыта поболе нашего. Ты, небось, городов немало взяла, только нам сие не ведомо.
На протяжении этой язвительной речи Ольга пристально смотрела на зарвавшегося воеводу. Под конец он слегка побледнел, сообразив, что перегнул палку, но брать слова назад было поздно.
– Насмешил, – сказала она, когда Ярополк закончил. – Может, назначить тебя своим скоморохом?
Он вздрогнул, на его скулах расцвели неровные красные пятна.
– Как смеешь ты, княгиня…
– Нет! – вскричала Ольга голосом резким и страшным. – Это ты как смеешь, червь, голову в моем присутствии поднимать? Забыл, как после вече в ногах у меня валялся? А вот заберу сейчас назад свое прощение. Никто не смеет над владычицей киевской насмехаться!
Теперь уже все лицо Ярополка было бурачного цвета, и только нос побелел, как отмороженный. Он шевелил губами, издавая невнятные звуки, словно подавился костью, мешающей ему говорить.
– Погорячился наш собрат, – вступился за него Бердан. – Не гневайся, княгиня. От имени всех прошу.
– Пусть сам за себя просит, – тут же отрекся от провинившегося Свенхильд и принялся деловито скручивать свиток.
Он был не только самым опытным воеводою, но и обладал навыками, позволяющими неизменно держаться возле престола. Сейчас, пока Ольга одерживала одну победу за другой, ее сила и власть возрастали с каждым днем. Свенхильд не собирался с ней тягаться и ясно давал это понять.
Бердан сообразил, что может навлечь гнев и на свою голову тоже, и осторожно отступил назад, оставляя Ярополка одного с глазу на глаз с Ольгой. Мстислав вообще прикрыл глаза, будто задремал и ничего не ведал о происходящем.
Некоторое время в шатре стояла тишина, только Свенхильд все шуршал свитком да факелы трещали на подставках. Ярополк, страдая, выдавил из себя:
– Виноват, княгиня. Лишнее себе позволил. Как повелишь, так и сделаю. Прости наглеца. Лучше бы я язык себе откусил, чем болтать глупости.
Выдержав значительную паузу, Ольга спросила:
– Как думаете, мужи, если птиц из клеток выпустить, куда они полетят?
– Птицы? – переспросил Бердан, сделавшись похожим на юродивого.
– Какие птицы? – не удержался от вопроса Ярополк, еще не успевший приобрести обычный цвет лица.
– Голуби, – сказала Ольга, кусая губу. – Воробьи. Вернутся они домой, если их отпустить?
– Должны, – ответил Свенхильд, впившись в княгиню испытующим взглядом. – Что ты задумала?
Вместо того чтобы ответить, Ольга указала пальцем на Ярополка.
– Завтра с утра поедешь в Коростень на переговоры. Спросишь древлян: «До чего вы хотите досидеться? Все города ваши сдались, согласились платить дань и спокойно возделывают нивы. А вы что, хотите голодной смертью умереть?»
– Они скажут, что и рады бы платить, да боятся твоей расправы за Игоря, – предположил Бердан.
– Тогда ответишь так, – продолжала Ольга, обращаясь к притихшему Ярополку. – Княгиня, мол, уже отомстила за мужа три раза, и ей довольно. В четвертый раз мстить не станет, а возьмет дань и, помирившись, вернется к себе.
– Древляне спросят, какова будет дань, – напомнил Ярополк.
– Называй, что хочешь, но не много. Княгиня, мол, разорять Коростень не собирается. Мехов и медов ей не надобно.
– Что же надобно?
– Пусть дадут от каждого двора по шесть птиц, – решила Ольга. – По три голубя и три воробья. Не стану на древлян тяжкую дань возлагать, с них уже хватит.
– Удивятся они, – тихо произнес Свенхильд, – а удивившись, задумаются, все ли тут чисто.
– Чтобы не задумывались, нужно сказать, что я птиц собираюсь в жертву принести. Жрецы меня надоумили. Головой маюсь. Птичья кровь якобы головную болезнь снимает.