Знаменитый актер Бенедикт Камбербэтч после исполнения «Гамлета» призвал своих многочисленных зрителей (а трансляцию смотрели люди по всему миру) пожертвовать деньги организации, помогающей сирийским беженцам. В своем выступлении он процитировал стихотворение сомалийской поэтессы Уорсон Шир, живущей сейчас в Великобритании:
No one leaves home unless home is the mouth of a shark…
No one puts their child in a boat unless the water is safer than the land.
(Никто не покидает свой дом, пока дом не превращается в акулью пасть… Никто не сажает своего ребенка в лодку, пока вода не становится безопаснее земли.)
Но, в конце концов, спасти погибающих людей — это одно, а допустить появление огромного количества «чужаков» на улицах, в школах, в общественном транспорте — это уже другое. Сколько охов и вздохов раздается по поводу того, что мигранты заполонили древние европейские города, что в Париже «в метро не войти, столько там арабов», что на улицах Лондона сплошные чернокожие.
Тут срабатывает заложенный в нас с древнейших времен страх перед чужими, тот страх, который спасал наших далеких предков в первобытные времена. Вот только мы теперь — не обитатели пещер. Появление мигрантов осложняет жизнь, но оно же дает новый импульс развитию — развитию культуры и общества, в котором люди (и «старожилы», и «новоселы») учатся принимать новых и непохожих людей, преодолевать конфликты, жить вместе.
Британская газета «Телеграф» опубликовала список «20 самых знаменитых иммигрантов, приехавших в Британию»: начинается он с немецкого художника XVI века Ганса Гольбейна, за ним следуют немецкий композитор Георг Фридрих Гендель, актер, композитор и писатель XVIII века Игнасиус Санчо, родившийся на корабле, который вез в Англию рабов, и ставший первым африканцем, чей некролог был напечатан в британских газетах. Есть тут и немецкий астроном сэр Уильям Гершель, и его сестра Каролина — первая женщина, получившая в XIX веке золотую медаль Королевского астрономического общества. Карл Маркс писал свои труды в библиотеке Британского музея, а великий писатель Генри Джеймс покинул США ради жизни в Великобритании. Зигмунд Фрейд, которого чудом сумели вывезти из захваченной фашистами Австрии, тоже стал мигрантом, а Майкл Маркс — создатель сети магазинов «Маркс энд Спенсер» — родился в белорусском городе Слониме. Один из величайших поэтов ХХ века Т. С. Элиот перебрался из Америки в Англию, а сэр Алек Иссигонис, получивший рыцарское звание за то, что создал одну из самых популярных в Великобритании моделей машин — Mini, — эмигрировал из Греции после греко-турецкой войны. Сэр Лью, барон Грейд, знаменитейший телепродюсер, на самом деле был Львом Виноградским, его семья в 1906 году бежала из Украины, спасаясь от погромов. В списке оказался даже герцог Эдинбургский, муж английской королевы, — он ведь вообще-то греческий принц и родился на острове Корфу. Архитектор Заха Хадид родилась в Багдаде, а не менее знаменитый скульптор Аниш Капур — в Бомбее, нобелевский лауреат Кадзуо Исигуро — в Нагасаки. Список этот можно продолжать до бесконечности. Но дело не в нем. Не все мигранты становятся поэтами или учеными, кто-то совершает преступления, кого-то депортируют из страны, но миграция всегда приводит к обновлению. Это болезненный процесс — старые представления рушатся, новые возникают не сразу. Но там, где нет обновления, нет и жизни.
Архитектор Даниэль Либескинд, автор потрясающей экспозиции Еврейского музея в Берлине, создал пространство из трех осей — Холокоста, Изгнания и Продолжения. Все здесь идет под косыми углами, уже этим создавая ощущение «сдвинутости» мира: «Мир вывихнут, порвалась связь времен». И каждая ось заканчивается «Пустотой» — огромными пространствами, напоминающими о пустоте, оставшейся после погибших или бежавших людей. На оси Изгнания помещены названия тех мест, куда эмигрировали евреи. И несколько фотографий. Больше ничего. А потом посетители выходят в Сад изгнания — жутковатое бетонное пространство, покрытое брусчаткой, по которой очень трудно ходить. Сад этот состоит из 49 огромных бетонных колонн. Вот он, райский сад чужбины. И только высоко наверху на колоннах растут оливковые деревья — символ надежды.
* * *
1 декабря 1934 года в Ленинграде был убит первый секретарь Ленинградского обкома Сергей Миронович Киров. Историки до сих пор спорят — было ли это сделано по прямому приказу Сталина, или же его убийца, Николаев, просто сводил счеты с любовником своей жены, а Сталин воспользовался подвернувшейся возможностью. Во всяком случае, после убийства Кирова начался тот страшный период в истории нашей страны, который английский историк Роберт Конквест назвал «Большим террором». За несколько лет в СССР прошли страшные расправы с остатками оппозиции, была произведена кровавая чистка партийного и государственного аппарата, уничтожена вся верхушка армии, проведены позорные публичные процессы, на которых невинные люди признавались в совершенно диких преступлениях.
В убийстве Кирова Сталин обвинил представителей «троцкистско-зиновьевской оппозиции», после чего начались аресты. До Троцкого в тот момент Сталин добраться еще не мог, но Каменев и Зиновьев были арестованы через две недели после гибели Кирова. За ними в ГУЛаг и на расстрел отправились тысячи их сторонников, или тех, кого таковыми назначили. В первые месяцы после начала Большого террора из Ленинграда были высланы 663 сторонника Зиновьева, а 325 человек перевели на партийную работу из Ленинграда в провинцию. Ясно, что через несколько лет они пошли той же страшной дорожкой. В это же время в Ленинграде были арестованы 843 «зиновьевца». В этом есть своя, пусть совершенно извращенная и кровавая, но логика. Обвинив Троцкого, Зиновьева и Каменева в заговоре и подготовке теракта, Сталин начал уничтожать тех, кто их поддерживал.
Но есть еще одна деталь, которая часто остается незаметной среди описаний творившегося в стране кровавого шабаша. В это же время из Ленинграда были высланы пять тысяч семей тех, кого в то время часто называли «бывшими», или «лишенцами», так как эти люди были лишены избирательных прав. Только за март 1935 года из Ленинграда в Сибирь, Казахстан и другие далекие места были сосланы 11 072 человека. По данным историков, среди них — 67 «бывших» князей, 44 графа, 106 баронов, 1177 человек, когда-то служивших офицерами в царской армии, и 218 священников. В апреле в ссылку отправились еще 5100 семей (всего 22 511 человек), а за следующие полтора месяца — еще восемь тысяч человек.
В романе Солженицына «Раковый корпус» герой разговаривает в больнице с санитаркой — ссыльной Елизаветой Анатольевной, которая читает во время ночного дежурства французские романы, потому что по-французски читать «не так больно».
«Ее в молодости могли звать — Лиля. Эта переносица еще не предполагала себе вмятины от очков. Девушка строила глазки, фыркала, смеялась, в ее жизни были и сирень, и кружева, и стихи символистов — и никакая цыганка никогда ей не предсказала кончить жизнь уборщицей где-то в Азии.
— Все литературные трагедии мне кажутся смехотворными по сравнению с тем, что переживаем мы, — настаивала Елизавета Анатольевна. — Дети в школах пишут сочинения: о несчастной загубленной, еще какой-то жизни Анны Карениной. Но разве Анна была несчастна? Она избрала страсть — и заплатила за страсть, это счастье! Она была свободный гордый человек! А вот если в дом, где вы родились и живете отроду, входят в мирное время шинели и картузы — и приказывают всей семье в двадцать четыре часа покинуть этот дом и этот город только с тем, что могут унести ваши слабые руки? Если вы распахиваете двери и зовете прохожих с улицы, чтоб, может, что-нибудь купили бы у вас, нет — швырнули б вам медяков на хлеб! И входят нанюханные коммерсанты, все на свете знающие, кроме того, что и на их голову еще будет гром! — и за рояль вашей матери бесстыдно дают сотую долю цены, — а девочка ваша с бантом на голове последний раз садится сыграть Моцарта, но плачет и убегает, — зачем мне перечитывать „Анну Каренину“?»