– В этот день, двенадцатый в месяце мае сего, 1314 года, мы, Жан де Преси, прево этого города, доносим до всех жителей, ремесленников, буржуа и прочих последнюю волю Его Величества нашего короля, да хранит его Бог, которая есть следующая:
«Первое. Монсеньор граф де Валуа назначается комендантом крепости Тампль.
Второе. Городским патрулям предписывается задерживать любого буржуа или другого жителя, который нарушит приказ о комендантском часе.
Третье. Всем евреям, проживающим в этом городе, рекомендуется не противиться обыскам, которые пройдут в их жилищах.
Четвертое. Всем обитателям этого города предписывается немедленно сообщать о соседях, которые, по их информации, состоят в тех или иных отношениях с дьяволом».
Затем, закончив свое турне, глашатай направился к Шатле, а слушавшая его толпа рассосалась, очень довольная, и по двум причинам: во-первых, потому, что король говорил лишь о незначительных притеснениях евреев, что всегда являлось поводом для радости, учитывая тот факт, что после каждого такого обыска парочку-тройку иудеев непременно отправляли на костер; во-вторых, оттого, что король не говорил о новых налогах, чего буржуа опасались всякий раз, когда слышали рог герольда. В равной мере удовлетворенные тем, что сказал король и чего он не сказал, зеваки расходились, крича во все горло:
– Да здравствует Людовик Сварливый!
В этот момент по Гревской площади, направляясь к улице Вьей-Барбетт, двигались носилки, завешенные кожаными занавесками. Выглядело это транспортное средство столь жалко, что никто не обращал на него внимания. Продвигалось оно неспешно и остановилось лишь в конце улицы, то есть неподалеку от тюрьмы Тампль.
Сопровождал носилки только один всадник; он был скромно одет, безоружен, голова покрыта капюшоном.
Когда носилки остановились перед главными воротами Тампля, всадник спешился и направился к подъемному мосту.
– Проваливай! – прокричал караульный.
– Позови старшего офицера! – промолвил подошедший тоном столь властным, что солдат повиновался, и вскоре к буржуа, осмелившемуся побеспокоить часового, с угрожающим видом подошел командир караула.
Но тут буржуа приподнял капюшон, и офицер, вздрогнув, вытянулся по стойке смирно.
– Подойди для приказа, – произнес буржуа.
Офицер приблизился, и человек что-то сказал ему тихим голосом.
Офицер сделал жест, преисполненный почтительного повиновения, и вернулся в крепость.
Возвратившись к носилкам, буржуа сказал:
– Дорога свободна, мадам.
В носилках действительно находилась женщина, столь же скромно, как и буржуа, одетая, так же, как и он, с покрытой капюшоном головой.
– Ждите меня здесь, – сказала дама, легко спрыгнув со ступеньки на мостовую.
– Буду ждать, мадам, ждать с тревогой в сердце!
– Успокойтесь, Мариньи, – промолвила дама, – никто не посмеет ослушаться приказа королевы… Никто!.. Даже король!..
Быстрым шагом она пересекла подъемный мост и прошла под арку, где ее дожидался офицер, который тотчас же зашагал перед ней, выказывая все признаки глубокого уважения. Вскоре они очутились перед дверью, за которой находились просторные и роскошные покои, еще несколько лет назад являвшиеся обителью Великого магистра тамплиеров, а теперь ставшие жилищем нового коменданта, который еще толком и не успел в них обжиться.
Офицер прошептал:
– Должен ли я войти, чтобы доложить монсеньору графу об августейшем визите, который соизволили ему нанести Ваше Величество?
– Нет, сударь, – отвечала дама. – Можете быть свободны.
С этими словами она сама открыла дверь и вошла внутрь.
За дверью, неподвижный, словно статуя, стоял на часах вооруженный алебардой гигантского роста воин – шлем на голове, кираса на груди, лицо закрыто забралом, ноги и руки покрыты сталью; словом, при всей амуниции, какую в наши дни можно увидеть в музеях.
Дама промолвила:
– Ступай скажи своему хозяину, что его сию же минуту желает видеть королева…
Доспехи вздрогнули, с бряцаньем всколыхнулись и тяжелой поступью отправились в путь.
Через несколько секунд послышались поспешные шаги, и появился перепуганный граф де Валуа.
Дама откинула капюшон и сняла маску.
Валуа припал на одно колено, затем, распрямившись, подождал, пока королева заговорит первой.
– Граф, – сказала Маргарита Бургундская, – я здесь из-за арестованной вами колдуньи.
Валуа сотрясла дрожь, предвестник страхов, которые охватывают человека, когда он замечает, что стоит на краю пропасти, в которую упадет, если сделает неверный шаг или же – с еще большей вероятностью, – если и вовсе ничего не предпримет.
Действительно, голос королевы был резким, хриплым, угрожающим.
А он его хорошо знал – этот голос! Помнил! Это смертельное шипение! Он его знал!
Этот легкий взмах изящной ручки, от которого головы слетали с плеч, – он его знал!
– Мадам, – произнес он, – если Ваше Величество позволят мне проводить вас в более достойную залу…
– В этом нет необходимости, – недовольно проворчала королева, чьи губы дрожали от ярости. – Если у этих стен есть уши, тем хуже для вас. Итак, вы подтверждаете, что арестованная вами девушка, Миртиль, – колдунья?
– Мадам, – пробормотал граф, – мне кажется, что обнаруженная в ее доме восковая фигурка…
– Граф де Валуа, – проговорила Маргарита холодным тоном, – хотите, я скажу вам, в чем, по-вашему, состоит вся вина этой несчастной?
– Я не понимаю, Ваше Величество…
– В том, что она приходится дочерью Ангеррану де Мариньи!
«Мне конец!» – подумал Валуа, падая ниц.
– Граф, – продолжала королева, – я хочу немедленно видеть эту девушку.
– Желания Вашего Величества священны. Я прикажу сейчас же привести ее сюда и…
– Ни в коем разе! – отрезала королева, резким жестом остановив Валуа в тот момент, когда он уже направился к двери. – Пусть меня отведут в ее камеру. Я сама ее расспрошу. Если она действительно колдунья, тем лучше для вас, граф. Но если окажется, что обвиняемая невиновна…
Она сжала руки и подошла к Валуа, словно желая его удавить.
– Что сделает Ваше Величество? – спросил граф, приняв гордый вид.
– Я просто увезу ее отсюда, – сказала королева, усмиряя свой гнев, – вот и все.
Неизбежность опасности вернула Валуа всю его энергию.
– Мадам, – произнес он твердым голосом, – король назначил меня комендантом Тампля исключительно для наблюдения за этой узницей. Если Ваше Величество желает допросить эту девушку, я готов беспрекословно подчиниться, но выпустить отсюда ту, за которую я отвечаю головой, я могу лишь по приказу короля.