Эндрюс задумчиво поджал губы.
– Это не понадобится, мистер Клеменс. Просто сообщите мне, и я сам уже позабочусь о прочем.
– Как скажете, управляющий, – Клеменс тонко улыбнулся.
4
Мясо. Часть его можно было опознать, часть – нет. Приглушенный ржаво-красный цвет перемежался жилками ярко-малинового. Маленькие тушки, свисающие со старых крюков. Огромные куски с торчащими намеками на ампутированные конечности, прослойки замороженного жира.
Неподалеку бродили куры и копытные, не ведающие о своей будущей судьбе. Одинокая овца. Живое мясо.
Бо́льшая часть бойни пустовала. Ее построили так, чтобы она удовлетворяла нужды сотен техников, шахтеров и персонала очистного завода. Помещение было куда больше, чем требовалось заключенным, выполняющим обязанности смотрителей. Они могли бы расположить припасы более свободно, оставив между ними проходы пошире, но задней части огромной комнаты, где по стенам текла кровь и будто слышались удары топора, все предпочитали избегать. Казалось, что в поисках формы для воплощения здесь осталось слишком много оживших призраков.
Двое мужчин сражались с тележкой, на которой лежала громоздкая туша мертвого быка. Фрэнк пытался ее направить, а Мерфи старался заставить работать электрический моторчик с подзарядкой. Мотор жалобно чихал и искрил. Когда этот наконец сгорит, они просто активируют другую тележку – механиков среди населения тюрьмы не было.
Фрэнк всегда сохранял на лице выражение полной обреченности. Его более молодой напарник не был и вполовину так опустошен. Только глаза Мерфи выдавали его скрытую натуру – натуру человека, который был в бегах и по ту сторону закона с тех пор, как достаточно повзрослел, чтобы задуматься о деятельности, не связанной с постоянной работой. Куда проще было присваивать заработки других, предпочтительно – но не обязательно – так, чтобы они о том не знали. Иногда он попадался, иногда нет. Последний раз оказался неудачным, и его сослали отбывать наказание на гостеприимной, экзотической Фиорине.
Мерфи тронул переключатель, и тележка сгрузила неповоротливую тушу на заляпанный пол. Фрэнк уже стоял с цепями наготове. Вместе они закрепили их вокруг задних ног мертвого животного и начали поднимать его при помощи лебедки. Туша ползла вверх медленно, с неровным колыханием и рывками. Тонкие, но на диво крепкие сплавные звенья цепи гремели под нагрузкой.
– Ну, хотя бы Рождество пришло пораньше, – Фрэнк боролся с тушей и пыхтел.
– В смысле? – не понял Мерфи.
– Любой мертвый бык – это хороший бык.
– Хороший – неподходящее слово. Вонючие ублюдки, все вшами покрыты. Лучше их есть, чем за ними ухаживать.
Фрэнк глянул в сторону загончиков.
– Осталось всего три прохвоста, и потом мы покончим с этими идиотами. Боже, ненавижу поливать этих животных из шланга. Вечно потом дерьмо на ботинках.
Мерфи посасывал нижнюю губу и думал о чем-то другом.
– Говоря о шлангах, Фрэнк…
– Да-а?
В голос второго мужчины прокрались воспоминания, отразились на его лице. Выражение его лица было отнюдь не добрым.
– В смысле, если тебе выпадет шанс… просто предположим… что бы ты ей сказал?
Его напарник нахмурился.
– Что значит – если мне выпадет шанс?
– Ну, знаешь. Если тебе выпадет шанс, – Мерфи задышал тяжелее.
Фрэнк это обдумал.
– В смысле, случайно?
– Ну, да. Если бы она прошла мимо одна, без Эндрюса или Клеменса. Как ты ей это скажешь? Ну, знаешь, если ты наткнешься на нее в столовке, или типа того.
У Мерфи заблестели глаза.
– Без проблем. У меня никогда с женщинами проблем не возникало. Я скажу: «Добрый день, дорогуша, как дела? Я могу тебе как-нибудь пригодиться?» А потом я на нее посмотрю. Знаешь – огляжу с ног до головы. Подмигну ей, грязно улыбнусь, и она поймет.
– Ну, конечно, – сказал Мерфи с сарказмом. – И потом она тоже улыбнется и скажет: «Поцелуй меня в задницу, ты, озабоченный старый мудак».
– Я с радостью поцелую ее в задницу. С радостью поцелую везде, где она захочет.
– Да-а, – лицо Мерфи неприятно помрачнело. – Но обращаться с ними, значит держать их в узде… верно, Фрэнк?
Старший мужчина кивнул.
– Обращаться с королевами, как со шлюхами, и со шлюхами, как с королевами. Тут нельзя ошибиться.
Вдвоем они наконец-то подтянули цепи так, что туша заняла свое место. Фрэнк закрепил лебедку, и оба работника отступили назад, позволяя мертвому животному покачиваться из стороны в сторону.
На долгий миг мужчин разъединила задумчивая тишина. Затем Мерфи легкомысленно ругнулся.
– Фрэнк?
– Да?
– Как ты думаешь, что убило Малышку? – он кивнул на тушу.
Фрэнк пожал плечами.
– Без понятия. Просто перенапряглась. Может, сердечный приступ.
Мерфи обошел мертвое животное.
– Как это мог быть сердечный приступ? Сколько ей было лет?
– По записям – одиннадцать. Самый расцвет. Ей не повезло, а нам – очень даже. Ты же знаешь, управляющий запрещает убивать животных на мясо, кроме как по особым поводам. Так что я смотрю на это как на награду за хорошо выполненную работу. Надо ее разделать. А потом кинем мясо в рагу. Животных такого размера обычно хватает на какое-то время. С этим дегидрированная дрянь станет похожа на настоящую еду.
– Да! – Мерфи уже представлял себе, как навалит мясо на горячие ломти самоподнимающегося и самоготовящегося хлеба.
Кое-что на тележке привлекло его внимание. Что бы это ни было, оно расплющилось под массивной тушей умершего животного. Но и сейчас можно было различить маленькое дискообразное тельце, толстый подвижный хвост и многочисленные паучьи лапки, в данный момент раздавленные и переломанные. Мерфи с неприязнью поднял существо за хвост – покалеченные лапки безвольно свисли вниз.
– Это что?
Фрэнк наклонился взглянуть, безразлично пожал плечами.
– Без понятия. Что я, ксенобиолог, что ли? Похоже на какую-то медузу с берега.
Мерфи принюхался, но у существа не было запаха.
– Ну да.
Он небрежно отшвырнул находку в сторону.
Литейная была подобием ада – местом огня и кипящих волн жара, где контуры видимых объектов подрагивали и колыхались. Здешнее оборудование оставили практически нетронутым, как и в большей части шахтерского поселения. Разница заключалась в том, что заключенные могли здесь работать – литье считалось не таким сложным занятием, как, например, производство платиновой проволоки или обслуживание тяжелой машинерии. Обитателей Фиорины к этому поощряли – работа в литейной не только занимала руки и головы, но и позволяла заменять некоторые части оборудования, когда те ломались.