Ко времени перерыва младшие сотрудники твердо верили, что эта чертова стена мешает им получить прибавку. В таком же настроении вернулись они в зал, и Бэзби доложил о состоянии финансов. Было очень жарко, говорил он очень нудно, зубы его то и дело сверкали над черной бородой, денежные дела вообще нелегко понять, а те, кому это легко, не работают в университетах. Всем было ясно, что денег совершенно нет, а самые неопытные стали подумывать уже не о стене и не о прибавке, а о том, что скоро закроют колледж. Не греша против истины, Бэзби сказал, что положение чрезвычайно тяжелое. Те, кто постарше, слышали это раз двадцать за свою жизнь и не слишком впечатлились. В учреждениях, особенно научных, очень редко сходятся концы с концами.
В следующий перерыв Стэддок позвонил домой, что не придет обедать.
Часам к шести все вопросы свелись к одной точке: продажа леса. Назывался он, конечно, не лесом, а «участком, окрашенным в розовый цвет на плане, который я сейчас пущу вокруг стола». Бэзби честно признался, что в участок входит часть леса; и впрямь, колледжу оставалась полоска футов шестнадцать шириной. План был маленький, не совсем точный, так, общий набросок. В ответ на вопросы Бэзби ответил, что источник, к несчастью – или к счастью, – окажется на территории института. Конечно, колледжу гарантирован свободный доступ к нему, что же до охраны, институт сумеет о ней позаботиться. Никаких советов Бэзби не давал, только назвал предложенную сумму. После этого заседание пошло бойко. Выгоды, как спелые плоды, падали к ногам. Решалась проблема ограды; младшим прибавляли жалованье; колледж вообще мог свести концы, и даже больше того. Как выяснилось, других подходящих мест в городе нет и в случае отказа институт перекинется в Кембридж.
Несколько твердолобых, для которых лес очень много значил, долго не могли толком понять, что происходит. Когда они поняли, положение у них было невыгодное. Получалось, что они спят и видят, как бы обнести Брэгдонский лес колючей проволокой. Наконец поднялся полуслепой и почти плачущий Джуэл. Стоял оживленный шум. Многие обернулись – кто с любопытством, кто и с восхищением, – чтобы посмотреть на тонкое, младенческое лицо и легкие волосы, белевшие в полумраке. Но слышали его только те, кто сидел с ним рядом. Лорд Феверстон вскочил, взмахнул рукой и, глядя прямо на старика, громко сказал:
– Если каноник Джуэл непременно хочет, чтобы мы не узнали его мнения, я думаю, ему лучше помолчать.
Джуэл хорошо помнил времена, когда старость уважали. С минуту он постоял – многим показалось, что он ответит, – но вдруг беспомощно развел руками и медленно опустился в кресло.
5
Выйдя из дому, Джейн тоже отправилась в город и купила шляпу. Она немного презирала женщин, покупающих шляпу, как мужчина покупает виски – чтобы подбодрить себя, и ей не пришло в голову, что она делает именно это. Одевалась она просто, цвета любила неяркие (каждый видел сразу, что перед ним не куколка, а серьезный, мыслящий человек) и думала поэтому, что не интересуется тряпками. Словом, она обиделась, когда миссис Димбл воскликнула, увидев ее у магазина:
– Доброе утро! Шляпку покупали? Поедем ко мне, примерим. Машина за углом.
Джейн училась у Димбла на последнем курсе, а жена его, «матушка Димбл», опекала и ее, и всех ее подруг. Жены профессоров не так уж часто любят студентов, но миссис Димбл их любила, и они вечно толклись в ее домике за рекой. К Джейн она особенно привязалась, как привязываются веселые бездетные женщины к девушкам, которых считают бестолковыми и прелестными. В нынешнем году Джейн забросила Димблов, совесть ее грызла, и приглашение она приняла.
Машина переехала мост – он вел на север, – свернула влево, миновала домики, норманнскую церковь и по дороге, окаймленной с одной стороны тополями, а с другой – стеною Брэгдонского леса, добралась до коттеджа Димблов.
– Как у вас красиво! – сказала Джейн, входя в их прославленный садик.
– Любуйтесь, пока можно, – сказал профессор Димбл.
– Почему это? – спросила Джейн.
– Ты еще не сказала? – обратился Димбл к жене.
– Я и сама толком не верю, – отвечала миссис Димбл. – Потом, мистер Стэддок в Брэктоне… Да вы ведь уже слышали, Джейн?
– Совершенно ничего не слышала! – честно ответила гостья.
– Нас выгоняют, – объяснила хозяйка.
– Господи! – воскликнула Джейн. – А я и не знала, что это земля колледжа.
– Да, – сказала миссис Димбл. – Почти никто не знает, как живут другие. А я-то думала, вы отговариваете мужа, хотите спасти нас…
– Марк никогда не говорит со мной о делах, – сказала Джейн.
– Хорошие мужья о делах не говорят, – поддержал ее Димбл. – Разве что о чужих. Вот Маргарет у меня знает все о колледже вашего мужа и ничего – о нашем. Как, завтракать будем?
– Подожди, – сказала его жена. – Сперва я посмотрю шляпку, – и быстро повела Джейн к себе наверх, продолжая старомодную женскую беседу.
Джейн старалась казаться выше этого, но ей стало легче. Когда шляпу отложили в сторону, миссис Димбл вдруг спросила:
– У вас все в порядке?
– У меня? – удивилась Джейн. – А что такое?
– Вы на себя не похожи.
– Нет, ничего… – пролепетала Джейн и подумала: «Она хочет узнать, не жду ли я ребенка».
– Можно я вас поцелую? – спросила миссис Димбл.
Джейн хотела ответить «Ну что вы!..», но, к своему огорчению, поняла, что плачет. Матушка Димбл вдруг стала для нее просто «большой» – теплым, огромным, мягким существом, к которому бежишь в раннем детстве, когда разобьешь коленку или куклу. Джейн часто вспоминала, как изворачивалась она, если мама или няня хотели ее обнять; но сейчас к ней вернулось то забытое чувство, которое она испытывала, когда кидалась к ним сама в страхе или горе. Нужда в утешении противоречила всем ее взглядам на жизнь. Однако она поведала, что ребенка не ждет, а просто горюет, потому что ей одиноко и она видела дурной сон.
За столом Димбл говорил о преданиях артуровского цикла.
– Поразительно, – сказал он, – как все там сходится, даже в очень поздней версии, у Мэлори. Вы заметили, что персонажи делятся на две группы? С одной стороны – Гиневра, Ланселот и другие, все благородные, и ничего специфически британского в них нет. С другой, как бы по ту сторону Артура, – люди низкие, с типично британскими чертами, и притом враждующие друг с другом, хотя они и в родстве. А магия… Помните это прекрасное место – о том, что Моргана «подожгла весь край женским ведовством»? Конечно, и в Мерлине много британского, хотя он не низок. Вам не кажется, что это – наш остров на исходе римского владычества?
– Что вы имеете в виду, доктор Димбл? – не поняла Джейн.
– Ну, одна часть населения была римской… Эти люди носили тоги, говорили на окрашенной кельтским влиянием латыни – нам она показалась бы вроде испанского. А в глубине, подальше, за лесами, жили настоящие древнебританские царьки, язык у них был типа валлийского, жрецами были друиды…