– Рад, очень рад… – повторил Уизер. – Тем более что прервали вы… э-э-э… неприятную беседу. Я как раз говорил бедному Стоуну, что я всем сердцем хочу превратить наш институт в единое семейство… да, Стоун, единая воля, полное доверие, вот чего я жду от своих сотрудников. Вы напомнили мне, мистер… э-э… Стэддок, что и в семьях бывают нелады. Да, дорогой мой, потому я сейчас и не совсем… нет, Стоун, не уходите, мне еще многое нужно вам сказать.
– Может, мне позже зайти? – спросил Марк.
– Вообще-то… вообще, мистер Стэддок, обычно записываются у моего секретаря. Поймите, я сам ненавижу формальности и был бы всегда рад вас видеть. Я просто жалею ваше время.
– Спасибо, – сказал Марк. – Пойду запишусь.
В соседней комнате секретаря не оказалось, но за длинным барьером сидели какие-то барышни. Марк записался у одной из них на завтра, на десять утра – раньше все было занято – и, выходя, столкнулся с Феей.
– Привет, – сказала она. – Рыщем вокруг начальства? Нехорошо, нехорошо!..
– Или я все выясню, – сказал Марк, – или уеду.
Фея смотрела на него как-то странно, по-видимому – развлекаясь. Потом обняла его за плечи.
– Вот что, сынок, – сказала она, – ты это брось! Толку не будет. Пошли, поговорим.
– О чем тут говорить, мисс Хардкасл? – сказал Марк. – Мне все ясно. Или я получаю здесь работу, или возвращаюсь в Брэктон. Собственно, мне все равно.
Фея не отвечала и так сильно надавливала на его плечо, что он чуть ее не оттолкнул. Объятие это напоминало и о полицейском, и о няньке, и о любовнице. Марк шел с ней по коридору и думал, что вид у него поистине дурацкий.
Она привела его к себе в кабинет, перед которым кишели девицы из Женской общественной полиции института (ЖОПИ). Под началом Феи служили и мужчины, их было много больше, но гораздо чаще, буквально повсюду, вы натыкались на девиц. В отличие от своей хозяйки они, по словам Феверстона, были «женственны до идиотизма» – все маленькие, пухленькие, в локонах и вечно хихикали. Мисс Хардкасл обращалась к ним с мужской нагловатой ласковостью.
– Лапочка, нам коктейль! – проревела она, входя в свой кабинет. Там она усадила Марка в кресло, а сама стала спиной к камину, широко расставив ноги. Когда девица принесла коктейли и вышла, Марк начал рассказывать о своих бедах.
– Плюнь и разотри, – сказала Фея. – Главное, не лезь к старику. Начхать тебе на эту мразь, пока он за тебя. А станешь к нему лезть, будет против.
– Это прекрасный совет, мисс Хардкасл, – сказал Марк, – но я не собираюсь оставаться. Мне здесь не нравится. Я почти решил уйти. Только хотел с ним поговорить, чтобы все окончательно выяснить.
– Выяснять он не любит, – сказала Фея. – У него порядки другие. И очень хорошо, сынок… он свое дело знает. Ох, знает! А уйти… Ты в приметы веришь? Я верю. Так вот, уйти отсюда – не к добру. А на Стилов и Коссеров тебе начхать. Ты проходишь проверочку. Вытянешь – перепрыгнешь через них. Ты знай сиди тихо. Когда мы начнем работу, их и в помине не будет.
– Коссер говорил то же самое о Стиле, – сказал Марк, – а что вышло?
– Вот что, друг, – сказала Фея, – нравишься ты мне, твое счастье. А то бы я обиделась.
– Я не хотел вас обижать, – сказал Марк. – Господи, да посмотрите вы с моей точки зрения!
– Нечего мне смотреть. – Фея покачала головой. – Знаешь ты мало, и твоей точке зрения грош цена. Тебе не место предлагают, куда больше. Выбор простой: или ты с нами, или не с нами. А я-то разбираюсь, где лучше.
– Я понимаю, – сказал Марк. – Но я вроде с вами, а делать мне нечего. Дайте мне конкретную работу в отделе социологии, и я…
– Да их скоро в помине не будет! Завели для начала, пропаганды ради. Разгонят не сегодня-завтра.
– Какие же у меня гарантии, что их сменю я?
– Никаких. Никто их не сменит. Настоящая работа не про них. Настоящей социологией займутся мои люди.
– Что же мне придется делать?
– Положиться на меня, – сказала Фея, ставя стакан и вынимая сигару, – расскажу, зачем ты тут нужен, какое у тебя дело.
– Какое же?
– Алькасан, – процедила сквозь зубы мисс Хардкасл (она уже сосала свою бесконечную сигару). – Знаешь такого? – И она не без презрения взглянула на Марка.
– Это физик, которого казнили?.. – в полной растерянности сказал Марк.
Фея кивнула.
– Надо его обелить, – сказала она. – Постепенно. Факты у меня в досье. Начнешь с тихой мирной статейки. Ничего не скажешь, виноват он или нет, даже намекнешь, что он, конечно, сволочь и против него многие предубеждены. Казнили его за дело, но очень неприятно думать, что точно так же казнили бы и невиновного. Да. Через денек-другой пишешь иначе: какой он великий ученый, какую приносил пользу. Факты подберешь за полдня. Потом – письмо протеста в ту газету, где первая статья, ну и так далее. К этому времени…
– Простите, зачем все это?
– Сказано тебе, Стэддок: надо его обелить. Будет он у нас мученик. Невосполнимая потеря для всего человечества.
– Да зачем же?
– Опять ты за свое! Нет работы – плохо, дают ему работу – кочевряжится. Нехорошо. У нас так не делают. Приказано – выполняй, вот наш закон. Оправдаешь доверие, сам разберешься, что к чему. Ты начни работать, а то ты никак не поймешь, кто мы такие. Мы – армия.
– Может, вы и армия, но я не журналист, – сказал Марк. – Я приехал сюда не для того, чтобы писать в газеты. Кажется, я сразу объяснил Феверстону…
– Ты поскорей бросай эти всякие «для того», «не для того». Я тебе добра желаю. Писать ты умеешь, за то и держим.
– По-видимому, произошло недоразумение, – сказал Марк. Он был все же не так тщеславен, чтобы намек на литературные таланты компенсировал пренебрежение к его научной значимости. – Я не собираюсь заниматься журналистикой. А если бы собирался, должен был бы узнать гораздо больше про политическую линию института.
– Тебе что, не говорили? Мы вне политики.
– Мне столько говорили, что я совсем запутался, – сказал Марк. – И все-таки я не пойму, как можно вести вне политики газетную кампанию. В конце концов, печатать статьи будут или левые газеты, или правые.
– И те, и эти, сынок, – сказала Фея. – Ты что, совсем глупый? В левых газетах борьбу против нас назовут происками правых, а в правых газетах – происками левых. Если хорошо повести дело, они сами переколотят друг друга. Короче говоря, мы вне политики, как и всякая истинная сила.
– Не думаю, что это вам удастся, – сказал Марк. – Во всяком случае, в тех газетах, которые читают культурные люди.
– Щенок ты, честное слово, – сказала мисс Хардкасл. – Ты что, не понимаешь? Как раз наоборот.
– Простите?
– Да твоими культурными как хочешь, так и верти. Вот с простыми, с теми трудно. Видел ты, чтобы рабочий верил газете? Он свое знает: всюду одна пропаганда. Газету он читает ради футбола и происшествий. Да, с ними тяжело, попотеешь. А культурные – раз начхать!.. Они уже готовенькие. Всему верят.