Депеш Мод - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Жадан cтр.№ 17

— У них что, — спрашивает Вася, — много вариантов?

— Слушайте, парни, — дядя Роберт встаёт с кейса и подходит ко мне, — найдите его. Сестра очень просила, чтобы он был. Они там не очень ладили, но его уже нет, понимаете? Это же такое. А время у вас ещё есть, до послезавтра. Найдите. Я вам тут привёз — он открывает кейс и достаёт оттуда три бутылки коньяка.

— Не надо, — говорю я.

— Да, правда — не надо, — говорит Собака и забирает коньяк.

— Найдите его, — говорит дядя Роберт и как-то согнувшись и даже не сказав до свидания выходит в коридор. Не знаю, может, он любил покойного, кто их разберёт, этих краснокожих.

Дядя Роберт — произношу я, — дядя Роберт. Какое странное имя — Роберт. Похоже на название какого-то журнала для геев.

11.15

— Ну, что скажешь?

— Не знаю. Стрёмно.

— Что стрёмно?

— Ну, этот дядя Роберт. Киллер какой-то.

— По-моему, он пидар.

— Думаешь?

— Точно пидар. Ты видел его кейс?

— Да…

— Что делать будем?

— Не знаю.

— Может, поищем Карбюратора?

— Где ты его найдёшь? На занятиях его нет. Я не знаю, где он ещё бывает.

— А у него, кроме нас, знакомые есть?

— Понятия не имею.

— Да…

— Ещё дядя этот. Пидар.

— Точно.

— Карбюратор расстроится.

— Думаешь?

— Точно расстроится. Всё-таки отец.

— Отчим.

— Один хуй.

— Карбюратор его не любил.

— Ну всё равно — семья. Такие вещи, знаешь, они на самом деле вставляют.

— Да ничего они не вставляют, — говорю я. — Я, конечно, ничего против не имею — там семья, родители, всё нормально, я к этому нормально отношусь. Просто это на самом деле не так уже и важно, как кажется, это такая фишка, что все только говорят — семья, семья, а на самом деле всем по хую, собираются только на похоронах и поминках, и всё. Понимаешь?

— Ну, нет, — говорит Вася. — Я не согласен. Я своих родителей люблю.

— Ты их когда в последний раз видел?

— Какая разница? — произносит Вася. — Мне их не нужно видеть, чтобы любить.

— Слушай, — вдруг говорит ему Собака, — а ты можешь представить себя на похоронах у своих родителей?

— Ты что — ёбнулся? — обижается Вася. — Что ты несёшь?

— Да так, — произносит Собака, — ничего. А вот меня на похороны, наверное, и не пригласят, ну, в смысле, если они загнутся.

— А как ты себе это представляешь? — спрашиваю я. — Тебе что — нужно поздравительную телеграмму присылать: «Дорогой Собака Павлов, приезжай — на двух евреев стало меньше!»?

— Ну, я не об этом.

— А о чём?

— Не знаю, просто я думаю, если с ними что-то случится, всё равно свалят на меня, они привыкли всё валить на меня.

— Просто ты антисемит, — говорю я.

— Всё равно, — произносит Вася, — тут ты гонишь. По-своему это прикольно.

— Что, — говорю, — поминки?

— Нет, ну там родители, семья. Я вот разгребу тут всё и обязательно свалю домой. У меня мама в Черкассах.

— Понимаешь, — говорю я ему, я на самом деле ничего не имею против. Семья так семья, мама так мама. Понимаешь, мы когда-то с братом, ещё когда я в школу ходил, обчистили один дворец культуры, небольшой такой. Вынесли аппаратуру.

— Для чего?

— Не знаю, просто — пёрло нас, решили что-то обчистить. Вытащили несколько усилителей, примочки там разные, даже часть барабанной установки, прикинь.

— Ну, и что вы с ними делали?

— Продали. В другой дворец культуры. Там даже не спрашивали откуда это у нас, лохи. Мы в принципе дёшево продали, потому и спрашивать было без понта. Продали. А потом пошли в магазин и накупили дисков.

— Дисков?

— Да. Кучу винила, ещё у чувака, ну, который всё это продавал, под прилавком был фирменный «Депеш Мод», прикинь, у них тогда только вышел двойной лайфовый альбом. «101» называется. Ну, мы и выкинули на него кучу бабок.

— Серьёзно?

— Ну. А самое прикольное знаешь что?

— Что?

— Это было вообще единственное, что мы с братом купили ВМЕСТЕ.

11.35

Срань, что делать, я бы его и не искал. Для чего это ему нужно, и покойному — для чего это нужно, он ему и живому не сильно нужен был, а теперь — так и вообще, он теперь где-то по дороге в свою Валгаллу, ковыляет сквозь космический мрак на своей единственной ноге и лишь ангелы, стоя вдоль дороги, салютуют ему, беря под козырёк и оголяя оборванные в боях верхние конечности, покойный, бесспорно, должен попасть в рай для инвалидов, должно же быть там какое-то разделение, не запускают же их всех через одни ворота, хотя — откуда мне знать. В самом деле, откуда мне знать, может как раз худые и долговязые ангелы в эсэсовских шлемах со шмайссерами наперевес собирают и здоровых, и инвалидов перед огромными сияющими вратами, на какой шрифтом Родченка написано «Труд освобождает», собирают всех в кучу, кто пытается сбежать — того просто пристреливают и оттаскивают в соседние тучи, наконец выходит святой Пётр, такой Буратино с большим золотым ключом, открывает врата и ангелы начинает загонять туда массовку, заталкивают их и уже там, во внутреннем дворике долбанного рая, делят на колонны и ведут разными дорогами, каждая из которых, однако, непременно заканчивается большой газовой камерой.

А потому у чувака есть ещё двое суток, чтобы дойти до своей конечной и остановиться навеки в депо, сдав оружие ангелам и получив от них большой железный крест за героизм на восточном фронте. То, что он добровольно вывалил свои мозги на кухонный пол, ни о чём не свидетельствует — бывают в жизни такие моменты, когда наивысшей добродетелью и наибольшим моральным поступком есть освобождение окружающих от своего присутствия, такие вещи понимать надо.

Правда, есть один район, как раз за новым цирком, от реки и до самой железной дороги, квадратные километры непролазного частного сектора, сразу за которым начинаются заводы, так бы сказать — старые фабричные предместья, летом там вообще на улицах никого не встретишь, где они все деваются я не знаю, но можно часами бродить по песку и щебню и никого не встретить, я уже молчу, что там делается зимой. Я к чему веду — там живёт наш друг Чапай, он обитает в мастерской при заводе, который производит снаряжение для шахтёров, в смысле не отбойные молотки, а там разные лампы, фонари, ну и так далее — что там может понадобиться шахтёрам под настроение, Чапай говорит, что его дед строил этот завод, у них это вроде как традиция такая семейная, папа Чапая спился несколько лет назад и лечился где-то на дурке, Чапай время от времени ездил к нему, проведать, привозил свежее белье и прессу, передавал приветы от бригадира, такие вот вещи, они жили в одном из бараков как раз над речкой, но бараки начали сносить, а поскольку Чапай-отец ещё в восьмидесятых пропил все документы включительно с накладными на дедушкины георгиевские кресты и ордены трудового красного знамени, то переселять их никто никуда, конечно, не собирался, Чапай-джуниор, как сын полка, пошёл к директору тогда ещё нормального советского завода и попросился взять его в цех, типа по отцовской линии, династия там и так далее, Чапай на такие вещи вёлся, думаю, он уже и в дурке успел себе место забронировать, в одной палате с папой, такая бы вышла палата передовиков производства, к ним бы приходили на экскурсии пионерские дружины, слушали бы их депрессивно-маниакальные воспоминания и оставляли бы им на тумбочках свёртки с апельсинами, печеньем и денатуратом. Представители сильных профессий должны умирать красиво, это только разная интеллигентская поебень может захлёбываться в помоях и мучиться от геморроя, а настоящие мужчины, которые сжимают в своих десницах, что там они сжимают в своих десницах, вот, которые сжимают в десницах рычаги от основных механизмов этой жизни — они должны сгорать на производстве, героически падать на горячие полы литейных цехов, обрывая собственный рабочий стаж, умирать от белой горячки и перепоя, от разного там бытового травматизма, если белую горячку можно считать бытовым травматизмом.