ПРАВДА. Как политики, корпорации и медиа формируют нашу реальность, выставляя факты в выгодном свете - читать онлайн книгу. Автор: Гектор Макдональд cтр.№ 51

«Я не феминистка, но я за равенство…»

Определения могут меняться естественным путем, но и мы можем успешно подтолкнуть их в нужном конструктивном направлении. Одно такое слово, которому неплохо бы немного помочь в мире, где равенство полов пока еще остается далекой мечтой, — это «феминизм».

Опрос, проведенный в 2005 г. CBS News показал, что лишь 24% опрошенных американок считают себя феминистками¹⁷; 17% считали это слово оскорбительным (против 12%, считавших его комплиментом). Сьюзан Сарандон, звезда фильма о гендерном равенстве «Тельма и Луиза», в 2013 г. на вопрос «Можете ли вы назвать себя феминисткой?» ответила: «Я считаю себя гуманисткой, поскольку это, как мне кажется, не так отталкивает людей, которые видят в феминистках толпу визгливых сучек»¹⁸. Более 45 000 пользователей Facebook поставили лайк странице «Женщины против феминизма» (Women Against Feminism), которая так описывает себя: «Голоса женщин против современного феминизма и его токсичной культуры. Мы судим феминизм по его делам, а не по словарным определениям»¹⁹. Одна из самых влиятельных женщин Кремниевой долины, генеральный директор Yahoo Марисса Майер, заявила: «Я вряд ли назвала бы себя феминисткой… У меня, я думаю, нет, ну, что ли, воинственного духа и, что ли, той напыщенности, которые ему зачастую сопутствуют»²⁰.

В общем, у слова «феминизм» беда с имиджем. Вместе с тем упомянутый опрос CBS News показал, что, если феминистку опрошенные определяли как «человека, выступающего за социальное, политическое и экономическое равенство полов», доля женщин, считавших себя феминистками, возрастала с 24 до 65%. Ознакомленные с тем же определением, сочли себя феминистами 58% опрошенных мужчин; без определения доля их составляла 14%. Как бы «Женщины против феминизма» ни презирали определения, опрос показал, что они важны.

Изменять значения слов можно через ассоциацию их с теми или иными действиями, и, вероятно, именно это вызвало к жизни «Женщин против феминизма»: вы видите, как женщины, называющие себя феминистками, пышут ненавистью к мужчинам, и заключаете, что де-факто содержание понятия «феминизм» становится пагубным. Гораздо более позитивное определение появилось в 2014 г., когда ведущие британские политики — и женщины, и мужчины — сфотографировались в футболках, сшитых Фоссетовским обществом, с надписью «Вот так и выглядят феминисты». Лидер партии лейбористов и заместитель премьер-министра, оба мужчины, сфотографировались в этих футболках для посвященного феминизму выпуска журнала Elle. Премьер-министр Дэвид Кэмерон отклонил приглашение журнала примерить футболку, но сказал: «Если это означает равноправие женщин и мужчин, то да. Если именно это вы понимаете под феминизмом, тогда да, я феминист»²¹.

Это, конечно, стало большой победой движения: мужчина — премьер-министр Великобритании признал себя феминистом. Такого не сделала даже Маргарет Тэтчер, которая, как считается, сказала: «Феминистки меня ненавидят, ведь так? И я их не виню. Ведь я ненавижу феминизм. Это отрава»²². Как могут два лидера Консервативной партии придерживаться столь противоположных взглядов? Ответ — в словах Кэмерона: «Если это означает…»

Все зависит от того, как определить понятие.

Пока мы пытаемся утвердить более позитивное понимание термина «феминизм», само наше понимание того, что значит быть женщиной (да и мужчиной тоже), вызывает все больше вопросов. Генетика, лежащая в основе пола, не меняется, но меняется наше понимание гендерных ограничений. Гендерная изменчивость когда-то была исключением (Дэвид Боуи, Жанна д’Арк, Грейс Джонс), но теперь это все более распространенный выбор. Появились люди, провозглашающие собственную непринадлежность ни к одному из двух полов. В 2016 г. Джейми Шуп стал первым человеком в США, чья принадлежность к третьему полу признана судом, и значит, встает вопрос о новой опции в графе «пол» в паспортах, водительских удостоверениях и заявлениях на вакансию. Такая возможность уже предусмотрена в Индии, Германии, Пакистане и Австралии.

Люди, причисляющие себя к третьему полу, зачастую предпочитают, чтобы их обозначали не «она» и не «он», а «они». В 2015 г. Американское диалектологическое общество объявило «они единственного числа» словом года. Кто-то вообще отвергает ярлыки или идентифицирует себя с чем-то настолько необычным, что категоризация становится практически невозможной. Эта тенденция показывает, что определения, традиционно используемые в сфере пола и гендера, многим видятся бесполезными и даже тягостными.

Сила воздействия определений на реальность ничем не подтверждается так убедительно, как отказом людей принимать эти определения. Но отрицание определений само по себе тоже есть разновидность конкурентной правды, которая формирует реальность для тех, кто предпочитает идти по жизни, никак не классифицируясь. Как написала в своем Instagram певица Майли Сайрус, «меня НИКАК нельзя определить! Я свободна быть ВСЕМ!!!»²³

<переопределить.всё>

Если гендерная принадлежность и сексуальная ориентация становятся все пластичнее, само определение секса скоро может расшириться похуже вывернутой наизнанку формулировки Клинтона. Появление секс-игрушек с дистанционным управлением, известных под удручающим названием «теледильдоники», означает, что партнеры, у которых есть Bluetooth и хороший интернет-канал, могут тактильно стимулировать друг друга, находясь на разных континентах. Виртуальная реальность может скоро завести нас еще дальше. Секс на расстоянии уже реальность. Но настоящий ли это секс? Об этом предстоит еще договориться. Можете ли вы в принципе заниматься сексом с тем, кто не находится с вами в одной комнате? Если это не секс, то считать ли изменой применение таких игрушек с кем-то кроме вашего постоянного партнера (или с операционной системой)? Если же это секс, что происходит, если третья сторона взламывает ваш обмен данными? Как определить это деяние?

Технологическое развитие колеблет устоявшиеся определения в самых разных областях жизни. Понимание таких вещей, как работа, деньги, дружба, образование, война и язык, преображается не менее головокружительно, чем понимание секса. Считать ли кибератаку одной страны против другой враждебным актом, оправдывающим «кинетический» ответ (применение военной силы)? Если финансируемые правительством хакеры уводят средства со счетов иностранного банка, выполняющего важные функции в государственной системе, кража это или война? Настоящие ли друзья те, кого мы добавляем в «друзья» на Facebook? Что в наши дни значит слово «лайк», учитывая его повсеместность в социальных сетях и в роли слова-паразита ^[24]? А с распространением онлайновых курсов и источников знаний не придется ли нам дать новые определения словам «изучать» и «обучать»? Сохранят ли слова «работа» и «карьера» привычные нам значения? Всегда ли столь непреложно и окончательно будет звучать «смерть»?