Скажи машине «спокойной ночи» - читать онлайн книгу. Автор: Кэти Уильямс cтр.№ 36

Игра была подарком на мой одиннадцатый день рождения. После того как мама открыла мне дверь – с головной болью: «Как будто птицы выклевывают мне глаза», – и пока отец не вернулся с работы, я несколько часов играла в «Аттракцион Веселья» почти без звука, чтобы мать могла отдохнуть. А в один прекрасный день я услышала, как за моей спиной скрипят ее тапочки, и вот она остановилась. Я не осмелилась обернуться, боясь, что вид моего лица причинит ей боль. Я вела себя очень тихо и продолжала играть в игру.

В течение недели повторялось одно и то же. Я начинала играть; она подходила и смотрела. Когда я выключала игру, она возвращалась в свою комнату. Однажды за скрипом тапочек и мягким оседанием диванной подушки послышался новый звук: шелест ее волос, пока она надевала другую маску на голову. И она появилась рядом со мной – аватар с лицом моей матери. Она, должно быть, играла, когда я была в школе. Тем не менее я не стала смотреть на нее, ни в жизни, ни в игре. Однако я видела ее аватар с приятной плоской улыбкой. Меня удивил вид ее глаз, когда в них не было боли.

Мама вышла из парка развлечений, направляясь в темные поля. Я последовала за ней. В течение нескольких дней мы делали одно и то же – вместе пересекали поля, позволяя замаскированным убийцам убивать нас, когда они нас находили. Однажды она бросилась на нож убийцы впереди меня, жертвуя собой. Во мне возникло чувство, которое я не испытывала ни до, ни после этого. Не важно. Мы обе умерли.

Затем однажды я увидела мерцание на горизонте. Я оторвалась от матери и побежала туда, и когда экран не разделился на две части, я поняла, что она идет за мной. Мы подошли к горящему дому. Я остановилась, а мама вошла внутрь. Через мгновение она появилась у окна, охваченная пламенем. Она стояла и махала мне рукой. Я взглянула через плечо, подняла маску и увидела сквозь прозрачный пластик ее маски, что улыбка была не только у ее аватара, но и на ее настоящем лице. Маме не нужно было говорить мне, что ее головная боль наконец исчезла, как будто воображаемое пламя сожгло ее.

– Вон там, – говорю я Эллиоту и уже вижу вдалеке маленький домик, охваченный пламенем.

– Что внутри? – спрашивает Эллиот, его аватар бежит за моим по темным полям. – Оружие? Проход?

Я не говорю ему, что дом был создан рекламы ради, чтобы игровой мир казался настоящим. Я не говорю ему, что внутри нет ничего, кроме огня. Мы подходим к двери настолько близко, что, если бы огонь был реальным, можно было бы услышать, как потрескивает съедаемое им дерево. Но пламя ненастоящее, и поэтому оно беззвучно танцует, меняя цвет.

– Оставайся здесь, – говорю я Эллиоту. – Обойди вокруг и загляни в окно.

– Ты войдешь внутрь?

– Да.

– Почему же я должен остаться?

– Увидишь.

Я вхожу в дом. В глазах рябит от оранжевого и желтого цветов, но тепла от огня не исходит. Языки пламени вспыхивают и гаснут в углах моей маски. «Языки пламени» – мы произносим эти слова, как будто огонь умеет разговаривать, как будто он дразнит нас, пронзая воздух, как змея. Я подхожу к окну и вижу снаружи Эллиота, который стоит там, где я попросила его встать.

– Что теперь? – спрашивает он.

Мне проще рассказывать ему с маской на лице.

– Мы играли в игру, когда я возвращалась из школы.

– Чего? Кто?

– Мы с мамой.

– Ты никогда не рассказывала о своих родителях.

– Я рассказываю о них сейчас.

Он какое-то время молчит, затем кивает. Продолжай.

– Мы делали это. То же, что и мы сейчас, я хочу сказать. Она стояла в доме, там, где сейчас стою я. А я стояла там, где стоишь ты, и смотрела на нее, и она была счастлива.

В кабинке ВР мы с Эллиотом стоим плечом к плечу; в игре мы стоим друг напротив друга. Мы в масках, но в игре наши лица ничем не скрыты, однако у меня лица нет – его размыло на пиксели. Эллиот стоит на холодной темной равнине. Я в огне. Он не слышит, в чем я признаюсь, но я ничего ему и не скажу. Он ждет, когда я начну рассказывать. Пока он ждет, в парке развлечений умирает сорок посетителей. Я считаю их по крикам и добавляю к своему игровому счету.

– Хочешь продолжить игру? – спрашивает он.

– Я просто не знаю, понимала ли она.

– Кто?

– Моя мама.

– Не понимала, что? Как играть в игру?

– Что она на самом деле не горела.

Вот что было сказано на семейном суде:

что я достаточно взрослая, чтобы понимать, что я делаю;

что я слишком молода, чтобы понимать, что такое постоянство;

что в моих извинениях видно раскаяние;

что я взяла канистру с бензином из лагерных принадлежностей и спички из ящика на кухне, где их держали;

что она, должно быть, дремала на диване, а ее лекарство от головной боли было таким сильным, что она не проснулась от плеска струи бензина.

Не разбудило ее и чирканье спички.

А вот этого не сказал никто:

что я была на заднем дворе, когда это случилось, и грустила из-за того, что у нас нет кошек;

что запах горелой кожи и волос распространился по коридору до задней двери раньше, чем дым, жар и ее крики;

что к тому времени, как я добралась до нее, она уже была охвачена пламенем;

что она, горящая заживо, носилась по комнате;

что она была похожа на одно из огненных колес в парке развлечений;

что я не помню, как доставала бензин или спички, хотя я знала, где их хранили;

что я не помню, как сделала это.

Но должна была.

Я должна была это помнить.

Так ведь?

И я стояла и смотрела на игру пламени.

И я думала обнять ее и попытаться сбить пламя, но в итоге не решилась рисковать собой ради нее.

И я говорила им: «Извините», я повторяла это снова и снова, сознаваясь в преступлении. Я ее не поджигала, но смотрела, как она горит, – вот в чем я сознавалась.

В какой-то момент, увидев меня там, она перестала кричать.

В какой-то момент она попыталась помахать мне рукой.

У меня не должно быть адреса Георга, но, конечно, я его знаю. Еще на пятый год моего испытательного срока он оставил свое пальто на спинке стула, и когда он пошел в уборную, я залезла в его кошелек и запомнила адрес. После того как мы с Эллиотом выходим из игрового зала, я вспоминаю номер дома Георга и добираюсь до него на трех поездах. Я приезжаю и вижу бунгало, почти такое же маленькое, как горящий дом, с покрытыми мхом краями. Я сижу на крыльце больше часа, и занавеска, в конце концов, отодвигается, и появляется мужское лицо, но не Георга, а Сэмюэла. Через мгновение дверь за моей спиной распахивается, Георг выходит и осторожно опускается на крыльцо рядом со мной.