«Пошло все в бурю, – подумал он, отбрасывая кружку. – Ненавижу себя жалеть». Он не унывал, когда Черные шапки его отвергли, и не станет унывать сейчас.
Скар покопался в кармане в поисках самосветов, решив еще немного потренироваться, как вдруг заметил, что на валуне неподалеку сидит Лин и наблюдает за тем, как рекруты отрабатывают построения. Девушка ссутулилась, и по осанке он читал досаду. Да уж, знакомое чувство.
Скар положил копье на плечо и неторопливо подошел к ней. Остальные разведчицы отправились освежиться; Камень расхохотался, когда одна из них что-то ему сказала.
– Не присоединишься? – спросил Скар, кивком указав на марширующих мимо рекрутов.
– Я не знаю построений. Никогда не участвовала в отработках – даже шквальное копье никогда в руках не держала. Я ношу послания и выхожу в разведку на Равнинах. – Она вздохнула. – Похоже, недостаточно быстро учусь, верно? Он набрал новых людей, раз уж я потерпела неудачу.
– Не говори ерунды, – бросил Скар, садясь рядом с нею на валун. – Тебя никто не выгоняет. Каладин просто хочет набрать как можно больше рекрутов.
Она покачала головой:
– Все знают, что мы теперь живем в новом мире – мире, где ранг и цвет глаз не имеют значения. Это нечто славное. – Она посмотрела в небо, на людей, которые там тренировались. – Скар, я хочу быть частью этого. Так сильно хочу!
– Ага…
Она перевела взгляд на него и, наверное, прочитала правду в глазах. То же самое чувство.
– Вот буря. Скар, я не подумала. Тебе, должно быть, еще хуже.
Он пожал плечами и вытащил из кошелька изумруд размером с большой палец. Камень даже в ярком свете дня неистово сиял.
– Ты когда-нибудь слышала о том, как капитан Благословенный Бурей в первый раз втянул свет?
– Он нам рассказал о том дне, когда понял, на что способен, Тефт ему объяснил. И…
– Я о другом дне.
– Ты имеешь ввиду, когда он исцелился? – проговорила она. – После Великой бури, когда его подвесили снаружи.
– И не об этом дне, – возразил Скар, поднимая самосвет. Сквозь него он видел мужчин, которые бегали строем, и представлял себе, что они несут мост. – Я там стоял, во втором ряду. Это была вылазка с мостом. Плохая. Мы бежали в атаку на плато, где обосновалось множество паршенди. В первом ряду они убили всех, кроме Каладина. Я оказался беззащитен, прямо рядом с ним. В те дни у тех, кто бежал ближе к передней части, шансов было маловато. Паршенди хотели, чтобы мост опрокинулся, и стреляли по нам. В том числе по мне. Я знал, что уже труп. Был уверен! Видел, как летят стрелы, и выдохнул молитву, надеясь, что в следующей жизни будет не так плохо. А потом… потом стрелы сдвинулись. Лин, шквальные стрелы повернули к Каладину. – Он покрутил изумруд в пальцах и покачал головой. – Есть особое плетение, которое делает так, что предметы меняют курс в воздухе. Каладин руками вымазал доску над собой буресветом и притянул стрелы к себе, вместо меня. Потому я и говорю, что в тот раз впервые понял: происходит нечто особенное. – Он опустил самосвет и вложил в ее ладонь. – В тот раз Каладин все сделал, сам того не понимая. Может, мы с тобой просто слишком сильно стараемся?
– Но это бессмысленно! Они твердят, что надо «втянуть» буресвет. Что это вообще значит?
– Понятия не имею, – признался Скар. – Каждый описывает это на свой лад, а я ломаю голову, пытаясь понять, что к чему. Они твердят, что надо резко вдохнуть – но не воздух.
– Да уж, яснее не придумаешь.
– Расскажи мне об этом, – предложил Скар, постучав по самосвету в ее ладони кончиком пальца. – У Каладина лучше всего получалось, когда он не напрягался. И тяжелее – когда сосредотачивался на том, что должно было случиться.
– Итак, я должна случайно и преднамеренно вдохнуть что-то, но не воздух, и к тому же не прилагая слишком много сил?
– А тебе не хочется от этого просто взять да и подвесить всю компанию на время бури? Хотя их советы – все, что у нас есть. И поэтому…
Она уставилась на камень, затем поднесла его к лицу – это, похоже, было не важно, но повредить не могло – и вдохнула. Ничего не произошло, так что она попыталась опять. И опять. Так прошло добрых десять минут.
– Скар, я не знаю, – наконец сдалась Лин, опуская камень. – И все думаю: может, это не мое место? Если ты еще не заметил, ни у одной из женщин ничего не вышло. Я вроде как сама напросилась, и никто не предупредил…
– Погоди-ка, – перебил он, взяв изумруд и вновь держа его перед нею. – Ни слова больше. Хочешь быть ветробегуньей?
– Больше всего на свете, – прошептала девушка.
– Почему?
– Потому что хочу летать.
– Этого недостаточно. Вот Каладин, он не думал о том, что останется один, или о том, что летать будет очень здорово. Он думал о том, как спасти остальных. Спасти меня. Почему ты мечтаешь стать частью ветробегунов?
– Я хочу помогать! Что-то делать, а не стоять без толку и ждать, когда нагрянет враг!
– Что ж, Лин, у тебя есть шанс. Шанс, которого никто не имел веками, шанс на миллион. Или ты за него ухватишься и тем самым решишь, что этого достойна, или сдашься и уйдешь. – Он снова вложил самосвет в ее ладонь. – Но если уйдешь, не жалуйся. Пока ты не оставляешь попыток, шанс есть. А когда сдаешься? В тот момент и умирает мечта.
Она посмотрела ему в глаза, сомкнула пальцы вокруг самосвета и вдохнула резко и отчетливо.
И засветилась.
Девушка вскрикнула от удивления, разжала кулак и увидела, что самосвет погас. Она посмотрела на Скара с благоговением:
– Что ты сделал?
– Ничего, – ответил мостовик. В этом и заключалась проблема. И все-таки он понял, что не может завидовать. Вероятно, таков его жребий – помогать другим становиться Сияющими. Он инструктор, посредник?
Тефт увидел, что Лин светится, метнулся к ним и начал ругаться – но это были «хорошие» ругательства. Он схватил ее за руку и потащил к Каладину.
Скар вздохнул, глубоко и удовлетворенно. Что ж, если считать Камня, он помог двоим. Он… сможет с этим смириться, не так ли?
Скар вернулся к кухне и взял еще кружку.
– Камень, как называется эта мерзкая жидкость? – спросил он. – Ты же не перепутал чай с помоями, верно?
– Старый рогоедский рецепт быть, – ответил тот. – Гордая традиция иметь.
– Вроде прыжков на одной ножке?
– Вроде официальных военных танцев. И бития по башке мостовиков, которые не выказывать должного уважения и потому раздражать.
Скар повернулся и, упершись одной рукой о стол, принялся наблюдать за восторженной Лин, которую окружили разведчицы из ее отряда. От того, что он сделал, ему было хорошо – на удивление хорошо. Скар даже чувствовал ликование.
– Камень, кажется, я скоро привыкну к вонючим рогоедам. Подумываю о том, чтобы присоединиться к твоему отряду поддержки.