– Как ты это делаешь? – спросил Адолин, и его голос прозвучал гулко из-под шлема. – Почему они боятся?
– Тебе когда-нибудь угрожали ножом, не зная, кто ты?
– Ага. Я просто призывал осколочный клинок.
– Это немного похоже. – Шаллан шагнула вперед, и Адолин присоединился к ней. Ренарин призвал клинок и подбежал к ним, бряцая доспехом.
Тьма отпрянула, и оказалось, что коридор переходит в еще одну комнату. Когда Шаллан приблизилась, ее буресвет озарил помещение в форме чаши. Центр занимала вздутая черная масса – она колыхалась и пульсировала, протянувшись от пола до потолка, расположенного футах в двадцати.
Полуночные твари пытались бросаться на ее свет, и было видно, что они уже не так испуганы.
– Надо выбирать, – сообщила Шаллан Адолину. – Отступаем или атакуем?
– Что ты думаешь?
– Я не знаю. Это существо… она следила за мной. Она изменила мои представления о башне. Я как будто ее понимаю – эту связь между нами невозможно объяснить. По-моему, это не очень хорошо. И можем ли мы доверять теперь моим суждениям?
Адолин поднял забрало и улыбнулся ей. Вот буря, что за улыбка…
– Великий маршал Халад всегда говорил, что, если хочешь кого-то победить, сперва надо его узнать. Это стало одним из главных правил ведения войны.
– А… что он говорил об отступлении?
– «Планируй каждую битву так, словно обязательно придется отступить, но сражайся так, словно отступать некуда».
Главная масса в комнате обвернулась вокруг колонны и вибрировала, на ее смоляной поверхности появлялись лица – давили изнутри, словно пытаясь вырваться. Под громадным спреном что-то пряталось. Фрески, замысловатые картины, разрушенные библиотечные сокровища… Это место крайне важно.
Шаллан сомкнула ладони перед собой, и в них появился Узор-клинок. Она повернула его в потных руках, принимая дуэльную позицию, как учил Адолин.
Оттого что она держала меч, тотчас же стало больно. Девушка не слышала крика мертвого спрена. Шаллан чувствовала боль внутри. Боль Идеала, который она поклялась соблюдать, но еще не преодолела.
– Мостовики, – окликнул Адолин. – Попробуем еще раз?
– Ганчо, мы-то продержимся дольше тебя! Со всем твоим выпендрежным доспехом.
Адолин ухмыльнулся и опустил забрало:
– Сияющая, по твоей команде.
Она послала вперед свои иллюзии, но тьма не отпрянула, как раньше. Черные фигуры атаковали ее иллюзии, и проверка показала врагу, что противник нереален. Десятки полуночных «людей» заполнили пространство впереди.
– Очистите для меня путь к той штуке в центре. – Она попыталась придать голосу уверенность, которой на самом деле не чувствовала. – Мне надо подобраться достаточно близко, чтобы коснуться ее.
– Ренарин, прикроешь мне спину? – спросил Адолин.
Младший брат кивнул.
Адолин перевел дух, а потом ринулся в комнату, прорвавшись прямо сквозь иллюзорную копию своего отца. Он ударил первого полуночника, разрубил напополам, а затем начал неистово наносить удары вокруг себя.
Четвертый мост с криками ринулся следом за Адолином. Все вместе они прокладывали путь для Шаллан, убивая тварей, которые стояли между нею и колонной.
Она шла мимо мостовиков, которые построились в виде наконечника копья, защищая ее с обеих сторон. Впереди Адолин рвался к колонне, Ренарин сзади не давал отсечь его от остальных, а мостовики, в свою очередь, продвигались по бокам, чтобы противник не одолел Ренарина числом.
Чудовища больше не напоминали людей. Они нападали на Адолина, их абсолютно реальные когти и зубы царапали его броню. Другие цеплялись за него, пытаясь повалить или разыскать щели в доспехе.
«Они знают, как сражаться с такими, как он, – осознала Шаллан, все еще держа осколочный клинок в одной руке. – Почему же тогда боятся меня?»
Шаллан сплела из света копию Сияющей и поместила возле Ренарина. Твари на миг оставили ее в покое и бросились на иллюзию – но, к сожалению, бо́льшая часть ее творений пала и превратилась в буресвет, поскольку их рвали на части снова и снова. Ей не хватало опыта, чтобы поддерживать их дольше.
И тогда Шаллан создала версии себя. Молодая и старая, уверенная и испуганная. С десяток разных Шаллан. Она потрясенно осознала, что среди них обнаружились утраченные рисунки – автопортреты, выполненные с помощью зеркала, что, согласно заветам Дандоса Масловера, было очень важно для начинающего художника.
Некоторые ее копии сжались от страха; другие начали сражаться. На миг Шаллан растерялась и даже позволила Вуали появиться среди них. Она была этими женщинами, этими девушками – всеми до единой. Но ни одна из них не была ею. Это лишь вещи, которыми она пользовалась. Иллюзии.
– Шаллан! – надсадно взвыл Адолин, пока Ренарин кряхтя отрывал от него полуночников. – Что бы ты ни собралась делать, делай сейчас же!
Она шагнула к колонне, которую отвоевали солдаты, прямо рядом с Адолином. Оторвала взгляд от Шаллан-ребенка, которая танцевала среди полуночников. Перед нею оказалась основная масса, покрывающая колонну в центре комнаты: пузырилась лицами, которые растягивали поверхность, разинув рты, а потом погружались, словно тонущие в смоле люди.
– Шаллан! – снова крикнул Адолин.
Эта пульсирующая масса была такой ужасной и такой… захватывающей.
Образ ямы. Извилистые линии коридоров. Башня, которую нельзя было объять взглядом. Вот почему она пришла.
Шаллан решительно преодолела оставшееся расстояние, вскинув руку, и позволила иллюзорному рукаву рассеяться. Сняла перчатку и шагнула вплотную к массе черноты и беззвучных криков.
А потом прижала к ней руку.
30
Мать лжи
Прислушайтесь к словам глупца.
Из «Давшего клятву», предисловие
Шаллан открылась этому существу. Разоблачилась, распахнула душу. Чтобы оно смогло проникнуть в нее.
И существо открылось ей.
Девушка ощутила смесь растерянности и очарования, которое оно испытывало к человечеству. Оно понимало людей – это было врожденное понимание, сродни тому, как детеныши норки, едва появившись на свет, знают, что надо остерегаться небесных угрей. Этот спрен не осознавал себя до конца, не обладал настоящим разумом. Полуночная Матерь была творением инстинктов и чужеродной любознательности, и ее тянуло к насилию и боли, как падальщиков тянет на запах крови.
Шаллан познала Ри-Шефир в тот самый момент, когда существо познало ее. Спрен изучала связь между Шаллан и Узором, желая ее порвать и прицепиться к девушке самой вместо криптика. Узор схватился за Шаллан, а она – за него, как если бы от этого зависела их жизнь.