АЛЬБЕРТ И МОРИЦ КАТЦЕНШТЕЙН
Он замолкает, любуясь проплывающей мимо роскошной яхтой класса «Виндфол», сошедшей со стапеля верфи «Абекинг и Расмуссен». Кто-то из экипажа в бинокль разглядел Альберта и подзывает двух девушек, которые, размахивая руками, кричат: «Да здравствует профессор Эйнштейн!»
Альберт машет им в ответ.
Девушки шлют ему воздушные поцелуи.
По щекам Альберта потекли слезы.
— Иногда мы платим самую дорогую цену за то, что дается нам бесплатно, — вздыхает он.
— Вы принесли Германии немало пользы, — возражает Катценштейн.
— Мои достижения заметно повысили престиж страны, но в последние годы, когда правые газеты устроили мне настоящую травлю, никто и пальцем не пошевельнул, чтобы за меня заступиться. Объявленная война на уничтожение против моих беззащитных еврейских братьев вынуждает меня бросить на чашу весов все мое влияние, которое есть у меня в мире.
— Не торопите события, Альберт.
— К этому все и идет, Мориц, попомните мое слово. — Голос его дрожит. — К этому все идет.
Альберт откликается на просьбу лондонской «Таймс» написать статью о своих открытиях.
Однако по тону письма нельзя уловить всю гамму чувств, обуревающих его в тот период.
Сэр,
я с радостью согласился с предложением написать для «Таймc» что-нибудь о теории относительности. После печального периода, когда разорвалось активное общение между учеными, я охотно воспользовался возможностью выразить мое чувство радости и благодарности английским астрономам и физикам. С великими и благородными традициями в Вашей стране полностью согласуется то, что выдающиеся ученые должны были отдать много времени и сил, чтобы проверить смысл теории, которая была закончена и опубликована во время войны в стране Ваших врагов.
Некоторые утверждения в Вашей газете, касающиеся моей жизни и моей личности, обязаны своим происхождением живому воображению журналистов. Вот еще один пример относительности для развлечения читателей. Сейчас меня в Германии называют «немецким ученым», а в Англии я представлен как «швейцарский еврей». Но если бы мне было уготовано судьбой стать «bête noire» (неугодным), то произошло бы обратное: я оказался бы «швейцарским евреем» для немцев и «немецким ученым» для англичан.
Искренне ваш,
Альберт Эйнштейн
Пропорционально росту его популярности сгущается атмосфера враждебности со стороны его берлинских противников.
Агрессивные настроения в одних кругах вспыхивают на фоне прославления заслуг Альберта в других. В 1919 году британская экспедиция по наблюдению солнечного затмения под руководством Артура Эддингтона высадилась на остров Принсипи у западного побережья Африки, где удалось подтвердить отклонение света гравитационным полем Солнца, как прогнозировал Альберт на основании общей теории относительности. Эддингтон называет Альберта Ньютоном своего времени.
Общественное признание граничит с обожанием. Альберт и Эльза греются в лучах славы. Вот он — еврей, демократ, пацифист — нежелательный элемент для реакционных сил Веймарской республики, которые уже развязали против него кампанию травли. Зачинщиком нападок, призванных дискредитировать теорию относительности и самого Альберта, становится ярый антисемит Пауль Вейланд.
Первая провокационная статья Вейланда выходит в берлинской газете «Теглихе рундшау». «Герр Альберт Великий восстал из мертвых. Он не только украл чужие работы, но и математизировал физику до такой степени, что другие физики вынуждены чувствовать себя дураками. Теория относительности — не что иное, как лживая пропагандистская, выдуманная от начала до конца история». Другая статья Вейланда публикуется на страницах правой газеты «Дойче цайтунг», где он критикует позицию Немецкой национальной народной партии по «еврейскому вопросу», которая кажется ему слишком мягкой. Он не признает отчет британской экспедиции по наблюдению затмения, напечатанный в журнале «Ди натурвиссеншафтен». В газетах «Берлинер тагеблатт» и «Берлинер иллюстрирте» высмеивают сравнение Эйнштейна с Коперником, Кеплером и Ньютоном. Впрочем, все это происходит по вине самого Альберта.
Вейланд не отступает: в большом зале Берлинской филармонии, где собралось 1600 человек, он разносит теорию Эйнштейна в пух и прах.
«Вряд ли когда-либо в науке была создана научная система с такой неприкрытой пропагандой, как общий принцип относительности, которая при ближайшем рассмотрении, как никакая другая, нуждается в проверке».
В зале раздают антисемитские брошюры, продают значки со свастикой.
Альберт сидит и слушает. Рядом Эльза, она держит его за руку.
Эльза, потрясенная всем происходящим, не может сдержать слез.
Свободной рукой Альберт отстукивает на коленке колыбельную «Сияй, сияй, маленькая звездочка», положенную на мелодию Моцарта из «Двенадцати вариаций на „Ah, vous dirai-je, Maman“», К. 265.
ЗАЛ БЕРЛИНСКОЙ ФИЛАРМОНИИ
Они остаются послушать, что скажет Эрнст Герке.
По словам Герке, «теория относительности — это массовый научный гипноз; непоследовательный, солипсический и экспериментально не подтвержденный».
Сияй, сияй, маленькая звездочка.
Нет никакого сомнения, что эти нападки разгорелись на почве антисемитизма. Новая Веймарская республика так и бурлит от подавленного гнева и насилия.
Альберта оскорбляют слухи об отъезде из Германии.
Его квартиру наводняют письма с выражением поддержки от простых евреев, пасторов, профессоров и студентов.
Из Лейдена пишет Пауль Эренфест, обещая Альберту поспособствовать его назначению профессором в Нидерландах, если он решит покинуть Германию.
Берлинские газеты печатают письма в его поддержку от фон Лауэ, Генриха Рубенса и Вальтера Нернста. Макс Планк и Фриц Габер упрашивают его не уезжать из Берлина. Альберт делает решительное заявление крупнотиражной газете «Берлинер тагеблатт».
Альберт считает, что антирелятивистская кампания, можно сказать, схлопнулась, в шутку добавляя, что он не собирается «бежать от флага», по замечанию Зоммерфельда. «У моих оппонентов была неплохая идея привлечь в свои ряды дорогих мне людей. Представляете, как я смеялся, читая это!.. Забавы ради когда-то давно я посетил одно собрание и больше не воспринимаю всю эту суету всерьез».
Но Эльзе он признается, как сильно его ранила эта история.
СОБРАНИЕ НЕМЕЦКИХ ФИЗИКОВ И ДРУГИХ УЧЕНЫХ В БАД-НАУХАЙМЕ, 1920 г.